- Во имя Шестерых! Это не боевая раскраска!

    Саон с Итаррой, стоявшие рядом, переглянулись. Потом санрат сказал:

    - Я бы тоже удивился, милостивый господин, если бы успел. Думал, черные демоны, но кровь у них красная, и гибнут они как любой человек, если его проткнуть копьем. Сражаться не умеют, вместо оружия у них палки да камни, но вот ярости - как у быка с подпаленным хвостом!

    - Быки! Мясо! - Хомда облизнулся. - Мой видеть быков! Сверху. С другой сторона скала!

    - Где? - спросил Дженнак, поднимаясь.

    - Там! - Рука северянина вытянулась на восток. - Мой видеть: скала конец, ровное место, трава, деревья, хижины… много хижин, много люди! Еще бревна! Так и так! - Он изобразил руками нечто похожее на изгородь. - За бревна - быки и другой зверь, горбатый тапир. Эти, - Хомда пренебрежительно пнул ногой мертвое тело, - бежать туда.

    - Селение! Он говорит о селении! - возбужденно выкрикнул Итарра. - Но как ты все разглядел? И дома, и быков, и людей?

    - Мой говорить: скала конец, ровное место, видеть далеко. А мой видеть как орел! - Хомда стукнул себя кулаком в грудь.

    Кейтабцы, слышавшие его слова, возбужденно загудели. Для них селение означало если не добычу, так возможность поразвлечься; ну, а какие развлечения влекут мужчин, пробывших в море почти сорок дней?

    Словно подтверждая эти мысли Дженнака, Хомда снова облизнулся и сказал:

    - Мой видеть селение, да! Быки, люди, женщина… много женщина! - Тут он скосил глаз на мертвеца, оглядел заваленные трупами склоны и прибавил: - Черный женщина - тоже женщина. Хорошо, когда нет другой цвет.

    Один из одиссарских воинов рассмеялся, другой сплюнул, но у кейтабцев, кажется, цвет кожи и уродливый вид дикарей не вызывали отвращения. Шум в их нестройной толпе стал сильнее, голоса - громче; они лезли вперед, к Дженнаку, расталкивая его людей, и теперь повсюду он видел широкие раззявленные рты и выкаченные глаза островитян. Он повелительно скрестил руки, приказывая им остановиться, но в тесноте вряд ли кто заметил этот жест; кейтабцы напирали, и было ясно, что кровь чернокожих не насытила их, а лишь привела в неистовство.

    Наконец самый храбрый - или самый нетерпеливый - выкрикнул:

    - Веди нас, господин! Веди в селение! Может, там вино найдется! Или пиво! А нет, так выпустим кишки из этих черных демонов! Повеселимся!

    Дженнак оттолкнул крикуна.

    - Сказано в Книге Повседневного: если страдает невинный, кровь его падет на голову мучителя. Мы перебили три сотни этих дикарей… Хватит! Хватит крови!

    Но его не слушали; вернее, услышали лишь то, что хотелось.

    - Они виновны! Напали первыми!

    - Перебьем еще три сотни!

    - Веди нас, вождь!

    - Мясо и женщины! И вино!

    - Возьмем хоть это с голышей!

    - Они ввязались в драку и проиграли, а проигравший должен заплатить!

    - Ты прав, клянусь клювом Паннар-Са! Пусть платят!

    - Быками и женщинами, раз больше нечего с них взять!

    - Веди нас, светлорожденный!

    Дженнак оглянулся на учителя, но тот стоял, раскачивая посох в огромных руках, и на его физиономии словно было написано: ну, что ты станешь делать, парень? Как поступишь? Мужчина ты или мальчишка? Сокол в сизых перьях или голубь, фаршированный ананасом?

    Одиссарцы тоже ждали, выстроившись по краям тропы двумя колоннами, и ждали Саон с Итаррой, но на лицах их, не в пример Грхабу, отражалась полная готовность: мол, только мигни, светлый господин, кости переломаем, размажем обезьян по скалам да камням.