Изменить размер шрифта - +
Дженнак отчасти владел этими колдовскими приемами, но главным являлось другое - не подчинявшийся ему дар видений грядущего или запредельных миров, которых на свете могло не быть вовсе. Видения эти приходили и уходили помимо его воли, и в том, как он подозревал, таилось его отличие от остальных людей. Дар богов, нелегкая, но искусительная ноша!

    Что же они показали ему на сей раз? То, что могло бы случиться, но не случилось? Этот город, эти люди, подобные муравьям, эти странные колесницы… Что это? Будущее, прошлое или иная реальность, существующая где-то там, за черным занавесом Чак Мооль?

    Теряясь в догадках, Дженнак застонал; ощущение собственного бессилия пронзило его, как вошедший под сердце наконечник копья. Затем он почувствовал, что его трясут, что под сомкнутые веки пробиваются световые лучики, что дружеская рука сжимает его плечо. Он сел, мотая головой; мираж странного города таял, растворялся в его памяти, исчезал, отлетая туда, где хранятся все забытые сны.

    Его снова встряхнули - осторожно, почти ласково. Вианна, подумал Дженнак, Вианна, моя чакчан…

    Он раскрыл глаза; встревоженное лицо Грхаба склонилось над ним, а Чоч-Сидри придерживал его за плечи.

    - Ты стонал, балам, - произнес наставник.

    Дженнак откашлялся, чувствуя, как теплеет в груди; холод Чак Мооль начал отпускать его.

    - Пустое, - прохрипел он, - пустое.. Глупые сны…

    Жрец встрепенулся.

    - Не хочешь ли рассказать о них, мой господин?

    - Нет, - сказал Дженнак, - не хочу. Сова мелькнула над моим лицом и унесла сон. Я все забыл.

    Будь на месте Чоч-Сидри Унгир Брен, он постарался бы вспомнить. А так - к чему? Странное видение, без толка и смысла…

    - Я могу оживить твою память, - произнес Сидри напряженным голосом. - Чаша с водой и парочка заклятий…

    Но тут наверху раздался резкий призывный звук раковины, и Дженнак торопливо вскочил:

    - Потом, Сидри! В другой раз! Слышишь, трубят… Мы подходим к берегу!

    Жрец покорно кивнул, но на лице его промелькнуло сожаление - похоже, очень хотелось ему узнать сны Дженнака. Настолько, что он признался - впервые за все дни странствий, - что владеет древним искусством воскрешения воспоминаний.

    Наверняка Унгир-Брен обучил его, подумал Дженнак и принялся натягивать доспехи.

    * * *

    Когда они втроем поднялись на рулевую палубу, О’Каймор, в бронзовом панцире, был уже там и разглядывал берег в свою трубу. Но и невооруженным глазом не составляло труда заметить, что суша выглядит странновато: тут и там среди прибрежных утесов, остроконечных или с плоскими срезанными вершинами, открывались широкие устья, столь же широкие и просторные, как Отец Вод в среднем течении. Казалось, что весь скалистый берег изрублен гигантским топором или секирой самого Коатля, оставившей в материковом щите следы сокрушительных ударов. Раны эти земля не сумела затянуть, лишь оградила каменными стенами да вырастила поверх них золотисто-зеленую щетину сосен. Над соснами кое-где курились дымки - верный признак присутствия человека.

    - Следят, - пробормотал О’Каймор, опуская трубу. - Следят, черепашье отродье, жгут сигнальные костры. - Он окинул взглядом Дженнака и Грхаба, облаченных в доспехи. - А вот как встретят!

    - Стрелков на палубу, - велел Дженнак. - И пусть твои люди, тидам, встанут у метательных машин. На сколько они бьют?

    Молнии Паннар-Са могут подпалить костер за сто локтей, а горшки с горючей смесью летят впятеро дальше, светлый господин. - О’Каймор с задумчивым видом поиграл бровями присматриваясь к берегу.

Быстрый переход