Он не помнил, долго ли длилась эта схватка на склоне фиратского вала, не знал, скольких степняков сразили его клинки; он не слышал их стонов, не чувствовал боли, когда нож или лезвие топора царапали кожу у локтя или на запястье; он не видел, как валятся враги под ударами Грхаба. Он бил - бешено, с яростным ликованием - но голова оставалась ясной и холодной; лица и фигуры нескончаемой чередой проплывали перед ним, вздымались топоры, потом исчезали, падали на землю, остывая в холодеющих руках. Казалось, сам Хардар вселился в него - древний бог войны, хвостатый, рогатый и клыкастый соперник Шестерых, учивших лишь благородству и милосердию. Но тут, на валах Фираты, не существовало ни милосердия, ни благородства - лишь серые травы смерти, что никли под клинками Дженнака.

    Он очнулся, лишь ощутив на своих плечах могучие руки Грхаба. Наставник тряс его, что-то кричал, но прошло время нескольких вздохов, пока Дженнак начал различать слова; они казались разрывами громовых шаров, стучавшихся в виски.

    - Ну, балам, хватит! Хватит! - повторял Грхаб, словно клещами стискивая его плечи. - Хватит! Клянусь секирой Коатля, тут больше некого убивать!

    - А этих?.. - Меч Дженнака протянулся к воинам в серых перьях, что сгрудились внизу, у стены барака. Копейщики резервных таркол, пустив в ход дротики и двузубые пики, поражали их издалека, стараясь не попадать под удары тасситских топоров.

    - Этим недолго осталось жить. - Грхаб стянул шлем и почесал в затылке. - Так что побереги силы, балам… Придет другой день, и все начнется сначала.

    - Твое слово - слово истины, сеннамит. - Подошедший Аскара воткнул клинок в землю. Из длинного пореза на его щеке сочилась кровь, но санрат не обращал внимания на рану. - Придет другой день, и третий, и четвертый, а дерьмодавы будут все так же щелкать зубами у наших стен. Слишком уж их много… - Аскара задумчиво глядел, как копьеносцы внизу приканчивают последних прорвавшихся в крепость тасситов. - Да, слишком их много, а нас слишком мало. Мало людей, мало воды, мало пива, мало пищи, и совсем нет горючего масла…

    Дженнак окончательно пришел в себя и, бросив взгляд на бурые волны степного воинства, что медленно откатывались от стен Фираты, поворотился к ее валам и частоколам.

    - Мало людей, мало воды… - протянул он. - А чего у нас много, Аскара? Чего в избытке?

    Санрат наконец заметил, что по щеке его струится теплый ручеек. Плюнув в ладонь, он небрежно размазал кровь и произнес:

    - Вот стрел у нас хватит, светлый господин. Кончатся свои, так вонючки подбросят… Хвала Одиссу, этого добра у них полные возы! Значит, мы можем сидеть за валами и стрелять. В точности как велел твой брат, доблестный наком Джиллор.

    Дженнак коснулся своей закованной в панцирь груди, дунул на пальцы.

    - Во имя Шестерых, Аскара! Ты - настоящий воин! Ты не боишься ни врагов, ни ран, ни смерти, и ты любишь войну. Ведь так?

    - Да, светлорожденный. Но что же здесь удивительного? Я сесинаба, из рода старого Кайатты… а в Книге Повседневного недаром сказано: коль шесть поколений твоих предков ловили птиц, ты и во сне услышишь шелест крыльев.

    Санрат усмехнулся и начал спускаться с вала.

    * * *

    - Если сражаться бесполезно, торгуйся; если торговля не задалась, отступи; если не можешь отступить, собирай черные перья - так, кажется, говорят кейтабцы? - Квамма сперва оглядел бесконечный тасситский лагерь, потом - заваленный мешками ров, обломки обгоревших лестниц, разбросанные тела с перьями кречета в волосах. - Что ж, перьев тут у нас хватает, хоть не черных, так серых, - мрачно заключил он.

    Облизнув пересохшие губы, Дженнак кивнул.