|
Гитлер допустил оплошность, случайно спутав большевизм с иудаизмом. В голове у него крутился образ заезженной пластинки, которую пора выбросить на помойку. Он попытался взбодриться, повторяя про себя: «Нет, ты еще не старый пропагандист», и продолжал говорить. Но когда пришло время почтить память жертв Сталинградской битвы, на него накатила такая ненависть к генералу Паулюсу, что он скомкал тему. Потом, когда пришлось вспомнить всех убитых с начала войны немцев, он не удержался и сильно преуменьшил цифры, встреченные недоверчивым молчанием. Когда в заключение он призвал крепиться и не терять веры в победу, его одолела невыносимая усталость; он вдруг почувствовал себя таким одиноким, таким обнаженным, что, лягнув напоследок мировое еврейство, поспешил удалиться.
Назавтра вся Германии говорила, что на самом деле фюрер не выступал ни в Берлине, ни на радио, что он прикован к постели нервной депрессией и послал вместо себя двойника. Слухи его доконали, и он действительно слег.
– Этот Адольф Г., в Париже только о нем и говорят. – На днях Ротшильды даже устроили вечер в его честь. – И Вайли сделают то же самое в следующем месяце. – Угу, модный художник. – Больше чем модный, дорогая, ведь мода устаревает. А у него есть стиль. – Мой муж купил большое полотно для нашего дома в Нормандии. Нам повезло, он в основном пишет малые формы. А ведь подобрать картины, которые можно повесить над лестницей в огромных домах, очень сложно. – Не сочтите за нескромность, сколько вы заплатили? – За дом? Это наследство. – Я имею в виду картину. – Четыреста тысяч франков. Но она того стоит. Поверьте мне. Дорого, но она того стоит. – Все-таки… Он стоил вдвое меньше три месяца назад. – И будет стоить вдвое дороже через три месяца. Цены на Адольфа Г. растут. Красиво, радует глаз, не слишком вычурно и вдобавок отличное вложение. – Кстати, об имени, Адольф Г. – еврей или немец? – И то и другое, дорогая. – Невероятно, не правда ли, сколько еврейских и немецких артистов стали сегодня властителями дум в живописи? Мы живем в еврейско-немецкую эру. – Не только в живописи, дорогая, но и в музыке. Шёнберг, Вайль, Хиндемит. И крупнейшие дирижеры – Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Фуртвенглер. – Фуртвенглер еврей? Вы уверены? – Совершенно. – Ну, Адольф Г. уж точно еврей. Его тесть не кто иной, как Йозеф Рубинштейн, один из столпов сионизма в Германии. – Понятно! – Что понятно? – Я сказала: понятно. – Да, но вы как будто на что-то намекаете. – Я сказала «понятно», потому что теперь понимаю, почему Ротшильды… – Нет-нет. Они просто любят артистов. Пикассо сегодня тоже еврей. – Только сегодня? – Вы сами-то были на приеме у Ротшильдов? – Конечно. – Ну и какой он, этот Адольф Г.? – Очень красивые глаза. Просто завораживающие. В остальном обычный. Даже банальный. Но глаза… – С кем он был? – С молодым человеком, писаным красавцем, ну просто ангел во плоти. Он представил его как своего ученика и секретаря. – Да полно! Этот эфеб – его любовник, можете не сомневаться. – Почему вы так говорите? – Потому что все они… такие, артисты. Я не знаю ни одного артиста, который жил бы нормальной жизнью. – Ну что за вздор! По вашей логике и Пикассо гомосексуалист. – А что, Пикассо разве не гомосексуалист?
– Нет. |
