Но он не изменил ваш возраст. Его не пугало, что вам двадцать восемь лет. Ему это нравилось.

Всем мужчинам нравится, когда тебе двадцать восемь. Это нравится двадцатидвухлетним мужчинам, и это нравится сорокачетырехлетним мужчинам. Двадцативосьмилетние мужчины также не сильно озабочены этим обстоятельством. Да, это очень хороший возраст. Лучше всего было бы никогда не становиться старше.

Что ж, вы и останетесь такой навек — в его книге.

Да, и у меня останется то платье, в котором я хожу в ресторан. Это совершенно обыкновенное платье, которое было на мне, в своем повествовании он превратил в нечто роскошное и прекрасное. Тот приятный старомодный вечер, который он устроил… У него были прелестные идеи пятидесятых годов о том, как провести выходной вечер в дорогом ресторане с женщиной, которая имеет от тебя ребенка и излучает сияние, отражающее игру гормонов. Как романтично и экстравагантно, как простодушно он преподнес мне браслет на мой день рождения! Какой сюрприз! Сюжет, отражающий исполнение желаний, выглядит весьма трогательным. Теперь уже поздно говорить о том, что я была тронута, но я действительно была растрогана до слез, и это еще мягко сказано. Мы могли бы жить романтической жизнью в нашем доме в Чизике… Я должна вас предупредить, что ему вряд ли хотелось всех этих вещей. Я даже не уверена, что он хотел меня. Он вполне мог желать меня как воплощение придуманного им художественного образа. И все же я думаю, что как бы он ни окрашивал в романтические цвета мою желанность и привлекательность, он изобразил меня очень четко и даже жестоко. Потому что, несмотря на всю свою любовь, он всегда видел ее — мою — пассивность. Я предпочитаю беседы. И да, я очень люблю деньги, я люблю хорошие вещи, я также люблю вести легкомысленный образ жизни, что ему, как я полагаю, вряд ли понравилось бы. Например, возьмем службу с рождественскими песнопениями. В действительности его не было рядом со мной в церкви, как написано в книжке, — там дело происходит в Лондоне, идет рождественская служба, и рядом с ним — жена, настоящая христианка; но смысл его повествования в том, что люди ходят на рождественскую службу просто для того, чтобы поразвлечься и послушать песенки, а не потому, что они верят в Иисуса Христа, или святую Деву Марию, или в других святых, — они идут в церковь, чтобы хорошо провести время. Думаю, он никогда не понимал этого во мне. Мне нравится пассивно наслаждаться жизнью. Я никогда не хотела сделать карьеру, мне было лень хоть пальцем шевельнуть ради этого. Многие люди совершают поступки не из еврейских побуждений или глубоких религиозных соображений — по крайней мере, они думают так, но на самом деле они просто совершают эти поступки, и им никто не задает никаких вопросов. Натан задавал слишком много вопросов — все они были очень интересны, но не всегда учитывали точку зрения другого. В его повествовании я похожа на всех остальных: он усилил и углубил каждую черту. Именно поэтому его операция была неизбежной: он также усилил и углубил свою болезнь, как будто она была придумана для романа. Это отказ писателя воспринимать вещи такими, какие они есть; он заново изобрел каждого, включая себя самого.