После окончания университета он работал банкиром в Сити, проводя с семьей только выходные, но работа ему не нравилась, и время от времени он срывался с места, удаляясь в Лестершир с одной знаменитой дамой, страстной лошадницей лет пятидесяти, которая носила цилиндр вместе с вуалью, ездила в дамском седое и была печально известна в обществе по непонятной доя меня, не англичанина, причине, остроумно выражаемой в словах: «Не пускайте смерть на проезжую часть!»
Чтобы избавить себя от необходимости платить за развод согласно постановлению суда, он бежал и объявился лишь несколько лет спустя в Канаде, где женился на богатой девушке из Ванкувера и проводил время либо плавая в проливе Зунд, либо играя в гольф. Поместье, которым владела их семья, оказалось слишком велико для тех, кто в нем остался жить, и после того как прекратились дотации от бывшего мужа, содержать такой большой дом оказалось для миссис Фрешфилд не под силу. В наследство от матери ей достался лишь небольшой капитал, и благодаря помощи ее брокера на бирже, а также весьма экономному ведению хозяйства ей хватило имевшейся у нее суммы, чтобы дать дочкам приличное образование. Это, правда, означало, что ей придется продать поместье своего мужа, раскинувшееся среди холмов, и арендовать усадьбу «Падубы», что располагалась на краю деревушки Чадли.
Когда мы приехали, в гостиной полыхали дрова в камине, и после того как были открыты наши подарки и произнесены должные слова восхищения, а Феба, набегавшись по саду с позволения взрослых, получила свою кружку молока, мы все присели, чтобы отдать должное аперитиву. Мы расположились в уютной комнате с несколько потертыми восточными коврами, устилавшими темные дубовые полы, где все стены были увешаны семейными портретами и картинами, изображавшими лошадей. Вся обстановка в комнате выглядела слегка обветшалой, но подобранной сдержанно и со вкусом: занавеси из вощеного ситца с цветами и птицами и масса полированной мебели.
Следуя совету, данному мне Марией по дороге в Чадли, я заметил:
— Какой чудесный письменный стол!
— Ах, это всего лишь копия в шератоновском стиле! — ответила миссис Фрешфилд.
— Какой замечательный книжный шкаф!
— К нам на днях заезжал Чарли Рис-Милл, — проговорила она, не обращаясь ни к кому конкретно, ни к Марии, ни ко мне. — Ну так вот, он сказал, что это вполне может быть образцом чиппендейла, но я уверена, что это один из образцов загородной мебели. Если вы посмотрите вот сюда, — продолжала она, будто внезапно осознав мое присутствие, — вы увидите, как врезаны замки. Нет, это сельский вариант. Думаю, модель могла быть позаимствована из альбома образцов, но все-таки это вряд ли чиппендейл.
Я подумал, что здесь мне пора остановиться, иначе она и дальше будет принижать все, в отношении чего я соберусь выказать восхищение.
Больше я не произнес ни слова и тихо сидел, потягивая джин, пока миссис Фрешфилд не решила взять на себя обязанность гостеприимной хозяйки, чтобы я почувствовал себя как дома.
— Откуда вы родом, мистер Цукерман?
— Из Ньюарка. Это в Нью-Джерси.
— Я не очень сильна в географии Америки.
— Это на другом берегу реки Гудзон, напротив Нью-Йорка.
— Я даже не знала, что Нью-Йорк стоит на реке.
— Даже на двух.
— А чем занимался ваш отец?
— Он был мозольным оператором.
В комнате повисло молчание: я продолжал пить, Мария продолжала пить, а Феба рисовала мелками — в тишине было слышно, как она царапает ими по бумаге.
— У вас есть братья или сестры?
— Есть младший брат.
— А чем он занимается?
— Он зубной врач.
Может, она хотела получить совсем другие ответы на свои вопросы или просто удовлетворилась тем, что узнала от меня про моих родственников, поскольку беседа о моей биографии продолжалась не более полуминуты. |