Изменить размер шрифта - +
 – Не обо мне сейчас речь. А тебе спать надо. Долго спать. До завтрашнего утра. Утром все будет по-другому.

– Но еще только шесть часов. Я не хочу. И тебе за Валеркой надо. Поехали вместе?

– Нет. Ты сейчас ляжешь и уснешь. Иди в ванну, я тебе белье сменю, на чистом лучше спится. Хочешь, «Таис» почитаю? Или «Лезвие бритвы»? Мне лучше всяких пилюль помогает.

Когда Ира, чистая и благоухающая, вылезла из ванны, Ленка уже уютно устроилась в кресле возле кровати с любовно обернутой в защитную обложку книжкой и неотрывно смотрела на раскрытые страницы.

– Что ты там высматриваешь? – засмеялась Ира, удивившись сама себе, что умеет смеяться. – Ты, наверное, уже наизусть давно всего Ефремова знаешь. Может, ты и мучаешься своими вечными желаниями из-за него?

Он известный идеалист.

– Может быть, – оторвалась Ленка от своего чтения.

Но только на секунду. – Нет, ты только послушай…

Ленка читала, а Ира растянулась в свежей постели и сразу же стала мягко опускаться в сон. Только и успела пробормотать уже непослушными губами:

– Никуда ты не уедешь.

 

Глава 20

 

«Поехала за Валеркой. Не хотела тебя будить. Будем часам к трем. Не скучай». Записка с Ленкиными размашистыми буквами смотрела прямо на Иру с того самого кресла, на котором вчера сидела Ленка. Понятно, Ленка волнуется.

Боится, что, проснувшись, Ира опять примется проливать слезы. Будет лежать в постели, красная, растрепанная, с заплывшими и воспаленными глазами, и отказываться есть.

Ленка не зря боится, такое уже было. И не один раз. Ира всегда так переживала крушение любви. Вернее, Любовей.

Вернее, того, что она тогда так называла. Потому как слово «любовь» во множественном числе не употребляется, режет ухо и глаз, а ей-то как филологу хорошо известно, что всякие там склонения, спряжения, словообразования – это не просто так. Это отражает суть, вложенную в слова то ли выстрадавшими ее прежними поколениями людей, то ли самим Всевышним. Все ее прежние влюбленности (вот это слово вполне прилично смотрится во множественном числе) были схожи между собой и разительно не похожи на то, что происходит с ней сейчас. Тогда ей казалось, что мир рушится, но в конечном счете можно было попереживать и пережить, оставить в прошлом. Сейчас мир как был, так и остался на своем месте, но и пережить это нельзя, только жить вместе с этим дальше. До бесконечности. Но ведь, если задуматься, это совсем не плохо – жить с любовью. Это хорошо. Это прекрасно. Это и сравнить нельзя с тем, что было до встречи с ним. Это дает ощущение, что жизнь состоялась и все, что с ней происходит, наполнено смыслом.

Ира улыбнулась, вскочила с постели и обошла громадную Ленкину квартиру с непривычно малозаставленными комнатами. Конечно, скоро вернется Эдик, и ей придется подыскивать себе пристанище, но это ничего.

Мир не без добрых людей. Можно снять комнату. Не пропадет. А сейчас – за уборку и готовку. Сегодня суббота – самый подходящий для этого день. Вот удивится Маша, когда застанет квартиру в идеальном порядке! Вот зашмыгает носом и зачмокает губами Валерка, когда почует из кухни ванильный дух бисквита с яблоками! Вот обрадуется Ленка, когда увидит ее бодрой и чуточку ворчливой: «Ноги вытирайте!» А потом они всей гурьбой отправятся в больницу к Тане и Анютке…

Она лазила по квартире с чудовищным пылесосом, чистила зеркала, драила на кухне пол, напевала под нос детские песенки и только иногда… Только иногда, совсем редко, гораздо реже, чем можно было бы предположить, она вдруг останавливалась, потому что начинало громко и больно прыгать сердце. «Господи, почему, ну почему я его не послушала, ведь он говорил, что у меня нельзя, говорил…», «Господи, почему, ну почему я не вытащила сразу эту дурацкую спираль, чего я ждала?.

Быстрый переход