В ответ Лёня пошевелил пальцами.
— Вы практически уже в нормальном состоянии. Вам только надо подкрепиться, — и она вдруг вынула из своей сумки, стоящей на полу у ее ног, что-то съестное в коробочке. — Это вам можно, — улыбнулась она, — мы такие бедные и несчастные, и то, что подают в больнице, почти невозможно есть. Нам отпускают так мало денег, — печально вздохнула она.
Лёня вдруг обрадовался, даже засветился.
— Покушайте, — добавила врач. — А завтра придут ваши родные и принесут вам что-нибудь.
— Они тут? — выкрикнул Леня.
— Что значит «тут»? — удивилась Людмила Ивановна.
И она пристально посмотрела на Леню. А он, изголодавшись, с аппетитом ел. Людмила Ивановна тихо, осторожно сказала:
— Вы потеряли сознание и были в состоянии, близком к клинической смерти.
И затем Людмила Ивановна прямо спросила:
— Вы видели что-нибудь?
— Нет, я ничего не видел, я просто спал, — неожиданно сухо и резко ответил Леня.
Людмила Ивановна не смутилась, только улыбнулась.
— Все понятно. Не смею вас больше расспрашивать и беспокоить. Выздоравливайте.
Лёня почувствовал, что теперь он понимает, где находится. Она еще раз улыбнулась и вышла.
Лёня пролежав в безмолвии минут десять, подумал: «Нет, какая там клиническая смерть и кома? Сновидения тоже исключены, такими они не бывают… Тогда что же это могло быть? Не знаю».
И он, смело встав с кровати, пошел в туалет.
Однако, в конце концов, он решил, что это было сновидение. «Так спокойней, — подумал он. — А то я сойду с ума».
глава 3
Всю ночь Лёня промучился: видел во сне Акима Ивановича. Но когда утром очнулся — сердце истерично-радостно забилось: конечно, это было своего рода сновидение. Иными словами, «раскричалась безумная птица на границе у смерти и сна» — вот что это было.
А сосед по койке дико закричал: «Меня уже нет!». «Сон, сон, сон!» — лязгая зубами о стакан с мочевидным напитком, называемым чаем, повторял он.
Лёня посмотрел ему в глаза и произнес:
— Конечно, сновидение, иначе я не выдержу, сойду с ума, закричу-у-у!
Сосед кивнул головой, в основном самому себе. После индифферентного обхода врачей, ввалились родственники.
Мамаша Анна Петровна, вся мокрая, словно слезы ее превратились в дождь, с двумя огромными сумками с едой, двоюродный брат Вадим и Ленина жена Лера. Лера была профессиональной переводчицей, Вадим — художник, лет тридцати. Одет он был небрежно, но по-европейски. Все трое зашумели, загалдели, окружили Леню. Лера села прямо на кровать, только что не залезла под одеяло, а брат и мамаша присоседились на стульях. Отца у Лени давно не было — сбег.
Мамаша глядела на сынка, как все равно на воскресшего. Первые восклицания, первый бутерброд. Валерия даже хлебнула водочки: «После такого не грех и выпить!» — кричала она на всю палату, но Лёня отказался. Мамаша, в конце концов, перешла к делу.
— Сынок, ты не волнуйся, — сказала она. — Твое здоровье совсем неплохое. Мы все выяснили, в тот вечер ты, конечно, перепил. Все бы ничего, но на следующее утро, что с тобой стряслось?
— Что стряслось! Обычно — голова болит, давление повысилось, и я принял лекарство, вышел в садик, чтоб подышать, дальше не помню… Надышался, в общем.
— Дальше ты упал, вызвали скорую и тебя подобрали. А лекарство ты принял в красной коробочке? Оно лежало на твоем ночном столике.
— Конечно, его и принял. |