Хотелось ей счастья и покоя. «Я и одна функционирую», — решила она потом.

А сейчас посмотрела на себя в зеркало.

«Вся в пыли. Дело надо делать, дело, а не думать», — и равномерно продолжала убирать.

Залезла даже под стол. Домашняя кошка совсем не замечала ее. Лежала на диване, когда Анна Петровна решила помыть прихожую.

«Больно грязен, больно грязен, больно грязен», — твердила она.

Но уже закипал чайник. Чтоб не прерывать мытье она, не заварила чай, а вылила кипяток на полугрязную посуду, скопленную у крана, и опять поставила чайник.

«Вскипячу я, вскипячу, когда надо», — пропела она.

Домыла пол у двери, и тогда снова вскипел чайник.

Заварила чай, включила телевизор, но испугалась, что будет война, и выключила.

Чай оказался душистым, и кошка оживилась. Хотя известно, что кошки не пьют чай. Но она оживилась.

Попивая чаек, Анна Петровна думала, как рациональней закончить уборку. «Лучше начать ее и не кончать, — решила она, поджав губы. — Все равно конца не будет. Какой-нибудь уголочек все равно останется пыльным». И в мозгу возник образ ее деда, который сам был почти всегда в пыли и любил пыль. Пришлось опять смахивать не то образ, не то саму себя, видящую этот образ.

Кошка посмотрела ей в глаза таким странно-пустым взглядом, что Анна Петровна удивилась. «Наверное, моя кошка не совсем кошка, раз так взглядывает. Но дела, дела». Вскочив, не допив чаю, принялась кончать бесконечное.

«Весь мир все равно не убрать», — возникла мысль, и она остановилась посреди комнаты, удивляясь своей неожиданно возникающей глупости. Так именно она оценила свою мысль.

И принялась чистить на лестничной клетке. «Ведь вчера убиралась, а опять напылило», — изумлялась она. Сосед поздоровался с ней, выглянув из-за щели.

Вернувшись, долго мыла посуду, а потом решила прилечь.

«Я же и чай не допила. Все куда-то спешишь. От одного бросаешься к другому», — рассердилась она. Отдыхать было приятно и оглядывать комнату тоже. «Скромно и хорошо», — решила она.

Жизнь шла и шла. Часы тикали и тикали. «За хлебом в булочную надо сходить — раз, за колбасой и водой в супермаркет — два, в аптеку за глазными каплями — три», — просчитала она.

На дворе однообразно и истерично выла собака. Но потом замолкла. Оставался слышен только далекий гул автомобилей.

«И Бог с ним, с шумом, надо забыть о нем, — время еще есть впереди», — и она взглянула на часы. Отдохнула и пошла в ванную, чтоб почистить и там. Тем более туалет.

«Все блестит у меня», — снова возникла мысль. И с удвоенной энергией принялась. Закончив, вспомнила, сколько надо заплатить по счетам. Проверила еще раз. Недопитый чай удивил ее. «Нет, так нельзя», — сказала самой себе и снова налила и поставила чайник на маленький огонь.

«И в театр надо сходить. Обязательно в театр», — добавилось еще одно решение.

Внезапно возникла тишина. Анна Петровна остановилась и прислушалась. «Как тихо — и на улице и везде». Потом вдруг появилась особенная тишина — в голове, словно там что-то замерло.

Но Анна Петровна плюнула на весь этот странный покой и продолжала убирать и драить. Подошла к окну, к цветочкам.

И тогда — тихий, нежный, безболезненный, потому что молниеносный, удар изнутри. Она упала замертво на пол. В квартире — тихо, только на кухне закипел чайник. Она лежала неподвижно, точно никогда и не двигалась. А чайник все настойчивей кипел.

Повернулся ключ в дверях, и вошел ее сын. Лёня сразу понял: мертва.