В первый день пути они оставили горы за собой и теперь ехали по долинам, через зеленые холмы и быстрые ручьи. Вдоль дороги им встречалось много сел и деревень с домами из белого камня, крытыми деревом или сланцем.

Зибен держался в седле грациозно и прямо. Солнце блистало на его дорожном камзоле из бледно-голубого шелка и на серебряной окантовке высоких сапог. Длинные светлые волосы были связаны в хвост, а впереди схвачены серебряным обручем.

— Сколько их у тебя, обручей этих? — спросил его Друсс, когда они выехали.

— Увы, очень мало. Этот хорош, верно? Я приобрел его в Дренане в прошлом году. Всегда любил серебро.

— Вид у тебя, как у хлыща.

— Мне только недоставало замечаний от человека, чьи волосы, очевидно, подравнивались ржавой пилой и чья рубашка залита вином и... нет, лучше не упоминать, чем еще.

Друсс оглядел себя.

— Еще кровью — но это не моя.

— Очень утешительно. Я буду спать крепче, узнав об этом. В начале пути поэт пытался давать своему спутнику полезные советы:

— Не стискивай лошадь икрами — только ляжками. И выпрями спину. — Но вскоре Зибен махнул на это рукой. — Знаешь, Друсс, есть люди, которые рождаются наездниками, но ты к ним не относишься. Мешок с морковкой и то лучше бы держался в седле.

Друсс ответил кратко и непристойно Зибен с усмешкой обратил взор к безоблачному голубому небу.

— Хороший день, чтобы отправиться на поиски похищенной принцессы.

— Она не принцесса.

— Всякая женщина, которую похищают, — принцесса. Разве ты никогда не слушал сказок? Герои в них всегда высоки ростом, златокудры и хороши собой, а принцессы прекрасны, скромны и всю жизнь ждут принца, который освободит их. Правдивые истории не нужны никому. Вообрази только — юный герой не может выехать на поиски возлюбленной, потому что здоровенный чирей на заднице мешает сесть ему на коня! — И Зибен залился смехом. Угрюмый обычно Друсс невольно улыбнулся в ответ, и поэт продолжил: — У сказок свои законы. Женщины в них либо богини, либо шлюхи. Принцесса, прелестная дева, относится, конечно, к первой категории. Герой тоже должен быть непорочен вплоть до сладкого мига свидания с нею. Это очень возвышенно — и ужасно смешно. Любовь, подобно игре на лире, требует огромного опыта. К счастью, сказки всегда кончаются прежде, чем юная пара начнет свою неуклюжую возню в постели.

— Ты говоришь так, как будто сам никого не любил.

— Вздор. Я любил десятки раз.

— Будь это правдой, ты знал бы, какой чудесной может быть ... такая вот возня. Долго ли ехать до Машрапура?

— Два дня. Но продажа рабов всегда устраивается в день Миссаэля или Маниэна, так что время у нас есть. Расскажи мне о ней.

— Нет.

— Как? Ты не хочешь говорить о своей жене?

— Не с чужим человеком. Ты когда-нибудь был женат?

— Нет — и не стремился к этому. Погляди вокруг, Друсс. Вон сколько цветов на том холме — к чему же ограничиваться одним цветком, одним ароматом? Была у меня как-то лошадь, Шадира, — чудесное животное, быстрое, как северный ветер. Она с запасом перескакивала через изгородь из четырех брусьев. Когда отец подарил ее мне, мне было десять, а Шадире пятнадцать. И когда мне сровнялось двадцать, Шадира стала бегать уже не так быстро, а прыгать и вовсе не могла. Поэтому я купил себе другую лошадь. Понимаешь, о чем я?

— Нет, не понимаю, — буркнул Друсс. — Женщина — это не лошадь.

— Верно. На лошади, как правило, ездят дольше.

— Не знаю, что ты называешь любовью, да и знать не хочу. Они ехали все дальше на юг, и холмы стали более отлогими, а горы отступили вдаль.