— Как вы вообще пришли к выводу о том, что Перкусик может поехать к Боку? — поинтересовалась Пия.

— Интуиция. — Боденштайн скупо улыбнулся. — Слава богу, она у меня еще не пропала.

Когда Оливер пришел домой, Козима сидела за кухонным столом и писала памятку, что надо купить.

— И? — полюбопытствовала она.

— Даже не спрашивай! — Боденштайн подошел к холодильнику и взял йогурт. — Я имел дело с седьмым грехом.

И вкратце рассказал о случившемся.

— Хорошо, что я не знаю, что тебе приходится переживать, — сказала Козима. — У меня бы ни минуты покоя не было.

— Меня самого до сих пор трясет, — признался Боденштайн. — Возможно, и потому, что я слишком мало спал и выпил слишком много кофе.

— Тебе опять надо уйти?

Он достал ложечку из ящика стола и открыл йогурт.

— Кстати, я отказалась от экспедиции в Новую Гвинею осенью, — мимоходом сообщила Козима, продолжая писать записку.

Боденштайн перестал есть йогурт.

— Что это вдруг? Скажите-ка, ты постепенно становишься благоразумной.

— Ну да! — Козима посмотрела на него и улыбнулась. — Но если уж я вдруг так благоразумна, то стоит спросить, почему я приняла такое решение.

— А вот теперь я по-настоящему заинтригован.

— Я узнала об этом неделю назад, — сказала Козима. — Сначала я была просто в шоке. Я уже подумывала о том, что скоро стану бабушкой, а тут такое…

Боденштайн смотрел на жену, ничего не понимая.

— Сначала я думала, что заболела, потому что ничего подобного просто и в расчет не брала. — Козима стала серьезной. — Мои сорок пять это, конечно, не старость, но как представила, что снова придется возиться с подгузниками и кормлениями и все проходить по новой, то не очень обрадовалась.

Постепенно Боденштайн начал понимать.

— Нет, — сказал он, все еще не веря. — Этого не может быть, или?..

— Может, — подтвердила Козима. — У нас будет ребенок.

— И поэтому ты отказалась от Новой Гвинеи?

— И поэтому ты считаешь меня изнеженной привередой? — Козима улыбнулась.

— Ну да, с годами ты становишься все более придирчивой, — ответил он, а потом подошел к ней, протянул руки и крепко обнял.

Козима обвила руками его шею.

— Жаль, что я не сказала тебе раньше, — прошептала она, — но я должна была сначала сама разобраться. Ты действительно рад? Еще раз все по полной программе?

— Я… Я просто восхищен. — Боденштайн почувствовал вдруг, что у него от счастья на глазах выступают слезы. — Ах, Кози, я даже поверить не могу, это же так здорово, правда!

Они смотрели друг на друга и улыбались.

— Кто бы мог подумать, — тихо сказал Боденштайн. Он погладил жену по щеке, а потом поцеловал ее, сначала нежно, а потом с проснувшейся страстью.

— Что это с вами происходит? — раздался сзади голос Розалии.

Они перестали целоваться, переглянулись и захихикали, как влюбленные подростки.

— Скажем ей? — спросил Боденштайн.

Козима кивнула.

— Что скажете? — Розалия с подозрением посмотрела на родителей.

— Скажи ты, — попросил жену Боденштайн.

Козима отпустила его, подошла к дочери и обняла ее.

— Представляешь, Рози, я беременна. В декабре у нас родится ребеночек, — сообщила она.

Рози мгновенно вывернулась из рук матери.