В кухню вошла Козима.

— Спускайся, Розалия! — велела она.

Девочка послушалась, соскользнула мимо матери и снова открыла холодильник.

— Перестань! — Козима отодвинула ее от холодильника и закрыла дверцу.

— Но я правда хочу пить, — заныла Розалия.

— Пойди и возьми что-нибудь в гараже.

— Но там все теплое, как моча! Я…

— Уйди отсюда! — закричала Козима на дочь.

— Кто кричит, тот не прав, — обиженно ответила Розалия и исчезла.

— Она действует мне на нервы. — Козима прислонилась к раковине и вздохнула. — Все действует мне на нервы.

Боденштайн взглянул на жену. Она всегда была стройной, но временами ее худоба стала казаться болезненной. Она была бледна, под глазами залегли голубоватые тени, которых Оливер прежде не замечал.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — сказал он. — Я рад, что ты наконец закончила работать над фильмом.

— Охотно верю, что ты рад, — саркастически усмехнулась Козима. — Я же знаю, что тебе не нравится вечерами слушать мои разговоры о фильме, когда у тебя все мысли в голове исключительно о твоем деле.

Упрек был несправедлив и совершенно безоснователен.

— Я уже сыта этим по горло. — Голос Козимы стал визгливым. — Я же здесь прежде всего уборщица и кухарка и должна все совмещать под одной крышей.

Боденштайн не мог объяснить вспышку раздражения Козимы, он не чувствовал за собой никакой вины. А потому некоторое время слушал ее тираду молча.

— Ты исчезаешь каждое утро, оставляя все на меня одну, — в конце концов заявила Козима. — А чем заняты твои дети, тебя вообще не волнует.

— Подожди-ка, — ошеломленно прервал Боденштайн. — Меня очень интересует все, что касается тебя и детей. Я…

— Не ври! — Козима уже кричала. — Знаешь что? Садись-ка ты просто в машину и катись заниматься своим делом! Я прекрасно обойдусь тут без тебя, раз у тебя нет никакого желания разговаривать с моими друзьями.

— Что это на тебя вдруг нашло? — возразил Боденштайн, тоже на повышенных тонах.

В кухню заглянула Розалия.

— О, супружеская ссора! — сказала она.

И в тот же миг Козима не совладала с собой; слезы брызнули у нее из глаз, и она мимо Розалии выскочила из кухни. Отец и дочь в недоумении переглянулись, не зная, что и думать.

— Что это на нее вдруг нашло? — спросила Розалия. — Климакс или что?

— Поуважительнее, пожалуйста, говори о собственной матери!

И Оливер сразу же, позабыв о собственном раздражении, бросился вслед за Козимой вверх по лестнице в спальню. Он услышал рыдания в ванной комнате. Жена сидела на краю ванны, тушь растеклась у нее по щекам. Боденштайн присел перед ней на корточки и осторожно тронул ее колени. Она истерически всхлипнула, потом так же истерически засмеялась и вдруг безвольно обмякла. Боденштайн успел лишь подхватить ее, чтоб она не ударилась головой о кафель. Он поднял жену, отнес в спальню и положил на кровать. Розалия в растерянности стояла в дверях и смотрела с испугом.

— Думаю, вечеринку мы можем отменить, — сказал Боденштайн.

Перед кафе «Грюнцойг» стояли велосипеды, мопеды и мотороллеры. Желтого мокика среди них не было. Пия вошла в бистро. При виде Лукаса за прилавком у нее вдруг засосало под ложечкой. Народу было немного, казалось, здешняя молодежь по большей части развлекается где-то в другом месте.