Джин провела Изабеллу в дом, и они оказались в небольшой гостиной, приятно, хотя и без всяких претензий меблированной. На столике в углу стопка газет и журналов. Увидев среди них «Журнал ветеринара», Изабелла сделала логический вывод.
– Вы правы, – подтвердила Джин, заметив, куда она посмотрела. – Я в самом деле ветеринар и практикую в районе Пениквика. Мелкий домашний скот. Раньше чаще имела дело с лошадьми, но теперь… – она не закончила фразы и посмотрела в окно, на поля, расстилавшиеся за дорогой.
Изабелла хорошо усвоила урок, полученный в доме первых Маклеодов, и решила, что скажет все напрямую.
– Мне очень жаль вашего сына, – проговорила она. – Мы с вами не знакомы, и его я не знала, но мне его очень жаль.
– Спасибо, – поблагодарила Джин. Глядя на Изабеллу, она подождала, не добавит ли та что-то еще, потом сказала: – Вы, вероятно, из группы поддержки больных рассеянным склерозом. Ваш ребенок страдает этим заболеванием?
Ее вопрос объяснил, о какой мужественно преодолеваемой болезни упоминалось в траурном объявлении.
– Нет, – ответила Изабелла. – Я знаю, о какой группе вы говорите, но я не оттуда.
– Простите, но зачем же вы ко мне приехали? – На лице Джин было полное недоумение.
Изабелла выдержала ее взгляд.
– Приехала, потому что судьба свела меня с человеком, которому сделали операцию по пересадке сердца.
Реакция Джин ясно показала, что Джейми все вычислил правильно. Минуту она молчала и словно пыталась подобрать нужные слова. Потом отошла к окну и застыла спиной к Изабелле, крепко вцепившись руками в край подоконника. Когда заговорила, голос звучал так тихо, что Изабелла с трудом понимала ее.
– Мы просили об анонимности, – едва слышно проговорила она. – Мы понимали, что не хотим встречаться с этим человеком, кто бы он ни был. Длить этот ужас выше моих сил. – Она неожиданно повернулась, и глаза загорелись от гнева. – Да, я дала разрешение на трансплантацию. Но большего от меня нельзя требовать. Не хочу, чтобы другой сын знал об этом. Не хочу, чтобы дочка знала. Боюсь, что это может причинить им горе. Легко ли приноровиться к мысли, что сердце брата пересадили в грудь незнакомца? Что часть их брата жива?
Изабелла слушала не прерывая. Откуда у нее право судить о реакциях человека на такие глубоко личные трагедии? Конечно, эта тема обсуждается в литературе, анализирующей этику биологических проблем, но авторы, рассуждающие о честности, открытости и благородстве дара, скорее всего, не пережили потери своего брата.
– Чего ж вы все-таки хотите? – спросила Джин, опустившись на стул и разглядывая сложенные на коленях руки.
Изабелла чуть помедлила с ответом и, когда Джин подняла на нее глаза, осторожно заговорила. Рассказала об Иане, его видениях, его страхах.
– Знаю, это звучит совершенно невероятно. В особенности для вас – вы ведь естественник. И знаете, что материя – это материя, а память и сознание – нечто совсем другое. Понимаю, что все это может казаться вам бессмыслицей. Но человек, жизнь которого спас ваш сын, действительно испытывает то, о чем говорит.
Изабелла хотела продолжить, но Джин жестом остановила ее.
– Он видит его отца, – произнесла она тусклым голосом. – Человек, чье лицо вы описали, – мой муж. Во всяком случае, очень похоже, что это так.
Ну вот, опять, подумала Изабелла. Это с трудом укладывается в сознании. Одно совпадение за другим. Имена. Теперь лица. Все совпадает.
Встав, Джин открыла ящик письменного стола.
– Мой муж через несколько месяцев будет уже моим бывшим мужем. |