- То есть, в тюрьме Натка не окажется?

- Нет.

- По-моему, даже если менты найдут труп Марика, то повесить его на Натку им вряд ли удастся, - Алла снова решила поиграть в детектив. - То, что он обнаружен именно на её даче, не обязательно означает, что именно она его убила. По логике, больше некому, но ведь это ещё надо доказать. А здесь такое безлюдье. Кроме той бабули из дома напротив никто её машину не видел. А Марика та вообще не видела. Соседку вряд ли раскопают, если та здесь больше не появится. Даже если раскопают, то Натка может сказать, что приезжала, а потом уехала, кто убил Марика - и ведать не ведает, может, бомж какой заходил.

- Думаю, что её даже не будут допрашивать. Конечно, это зависит от того, какой окончательный диагноз будет установлен. Но очень велика вероятность того, что психиатры, и я в том числе, просто не позволим её допрашивать. Пусть правоохранительные органы сами ищут доказательства, а если найдут достаточно веские, чтобы предъявить ей обвинение, - тогда все пойдет тем порядком, о котором я вам уже сказала, - судебно-психиатрическая экспертиза, суд, принудительное лечение.

- А если у них не будет доказательств её вины?

- Тогда её полечат, сколько нужно, а потом выпишут из больницы.

- А может быть, менты формально отнесутся к расследованию, лишь бы жена Марика от них отвязалась, и рано или поздно закроют дело. Например, найдут его любовниц и решат, что он сбежал заграницу от своих кредиторов.

- И такое возможно.

- Если все же они к ней привяжутся, мы с Ларой сделаем ей алиби.

Лидия Петровна с сомнением покачала головой.

- Не стоит, Алла. Только хуже сделаете - ведь сотрудника ГАИ найдут и допросят. Его показания совпадают с тем, что выяснил следователь в больнице. Не волнуйтесь, я не дам Наташу в обиду. И близко не подпущу к ней никого для допроса. Слава Богу, у психиатров есть право отказать в этом по психическому состоянию пациента. И никто не посмеет мне приказать. Интересы следствия в данном случае в учет не принимаются. В своей епархии психиатр никому не подчиняется. Раньше на нас пытались давить сотрудники КГБ и то мы лишь усмехались и отказывали им. Психиатра подловить не на чем, мы никого не боимся, так что напрасно моих коллег обмазали, называя отечественную психиатрию репрессивной. Ни разу за свою длительную практику ни я, ни мои коллеги не сделали что-то по указке органов. На первом месте - интересы пациента. Так что Наташа не пострадает.

- Спасибо, Лидия Петровна, - с чувством произнесла Алла.

- Не за что. Это моя работа.

- А Натка может дальше заниматься бизнесом?

- Если больна эпилепсией, то она недееспособна, как все душевнобольные. Психиатры, конечно же, не станут запрещать ей работать, поскольку мы, наоборот, занимаемся трудовой реабилитацией своих пациентов. Когда больной работает, он социально компенсирован. Но если Наташа будет продолжать занятия бизнесом, то я не завидую её партнерам.

- Надо же! Мы думали, что Натка просто дура, а она, оказывается, больна психическим заболеванием... А внешне даже не заметно. То есть, видно, что она умом не блещет, но то, что у неё что-то более серьезное, никому и в голову не приходило.

- Таких пациентов в жизни множество. Люди просто ничего не знают о психических болезнях, поэтому и не видят их. Какие-либо особенности характера и поведения обычно связываются с внешними обстоятельствами или объясняются плохим характером, а человек болен, но только психиатр увидит патологию. Жаль, что Наташа при первых наших встречах ничего мне не рассказала о судорожных припадках, приступах помраченного сознания. Я бы никогда не пошла на то, чтобы реконструировать те события.

- Но мы же это уже обсудили! - вскинулась Алла. - Лидия Петровна, перестаньте себя упрекать. Разве это повредило Наткиной болезни?

- Да в общем-то нет. Она же все равно ничего не помнит. Уверяю вас, когда Наташа проснется, то встретит вас улыбкой.