– Ты же знаешь глагол «осенять»?
– А кто это написал?
– Шелли.
– «Осенять» – это прямо, знаешь, слово для осени, такого темно-золотистого цвета.
– Очень редко можно найти одухотворенное описание пейзажа. Некоторые думают, они пишут одухотворенно, если у них все рисуется тусклым и туманным.
– А мне это не кажется одухотворенным, то, что ты только что прочел.
– Мне тоже: но иногда Шелли обращается не к зрению. У него сказано: «множество флейт в окружении волн». Что это говорит твоему зрению или чувству цвета?
– Мне кажется, у Шелли лицо, похожее на птицу. Как там у него? «Осеняет блик в волнах»?..
– «Блики солнца на волнах
Осеняют пчел в цветах».
– А что вы цитируете? – спросил Глинн, только что вышедший из Библиотеки после нескольких часов занятий.
Крэнли смерил взглядом его, прежде чем дать ответ:
– Шелли.
– Ах, Шелли? А можно эту цитату еще раз?
Крэнли мотнул головой в сторону Стивена.
– Что это за цитата? – спросил Глинн. – Шелли – моя давняя страсть.
Стивен повторил строки, и Глинн нервически покивал головой несколько раз в знак одобрения.
– Что за прекрасные стихи писал Шелли! Такие мистические.
– А хошь знать, как их прозывают в Викла, энтих пчел? – неожиданно спросил Крэнли, обернувшись к Глинну.
– Нет, а как?
– Красножопые мухи.
Крэнли громко расхохотался, довольный собственной репликой, и даже притопнул каблуком по гранитным ступеням. Глинн, видя, что попал в ложное положение, принялся вертеть зонтиком в поисках какой-нибудь из своих дежурных острот.
– Но ведь это всего лишь, – произнес он, – если будет позволено так выразиться, это всего лишь, так сказать…
– «Осеняет блик в волнах
Красножопых мух в цветах» – вот те хренова поэзия ни на один хренов ноготь не хуже Шелли, – сказал Крэнли Глинну. – А по-твоему как?
– Мне кажется неоспоримым, – произнес Глинн, тыча вперед своим подрагивающим зонтом, как бы в подкрепление слов, – что пчелы располагаются в цветах. Мы можем сказать об этом, что это определенно так.
Экзамены продолжались пять дней. В течение первых двух Крэнли даже для проформы не заглянул в экзаменационный зал, но после каждого экзамена его можно было видеть возле университетского здания тщательно разбирающим все вопросы с более прилежными из своих друзей. Он заявил, что экзамены очень легкие и сдать их может любой, имеющий средние познания. Он не задавал особых вопросов Стивену, а просто говорил: «Я так думаю, ты прошел». «Полагаю, да», – отвечал Стивен. Макканн появлялся обычно встретить студентов после экзамена. Отчасти он приходил, потому что полагал своим долгом выказывать интерес ко всему, что касалось колледжа, а отчасти потому, что экзамены сдавала и одна из дочерей мистера Дэниэла. Стивену, которого не очень заботило, сдаст ли он экзамен или провалится, было необычайно забавно выслеживать знаки зависти и нервической тревоги, пытавшиеся укрыться под маской беззаботности. Студенты, что усердно занимались весь год, делали вид, будто их положение ничем не лучше, чем у лентяев, и как лентяи, так и усердные казались сдающими сессию с крайней неохотой. Те, кто были соперниками, не заговаривали друг с другом, опасаясь взглядом выдать себя, но украдкой расспрашивали подвернувшихся знакомых об успехах другого. Возбуждение настолько владело ими, что даже возбуждение пола бессильно было его превозмочь. |