— Это только от вас зависит, — ответила Кравцова и спросила: — Леший должен был взвесить на всякий случай пути отступления. Куда они собирались уходить из тайги?

— При мне они о таком не говорили. Не доверяли. Но предупреждали, если всех поймают, чтоб я никого не опознавал.

— А что они должны вам за Таксиста?

— Матрос чуть душу не выбил. Я ж им сказал, что убили его. Видел. С чердака… Они следом чуть не отправили.

— А татуировку вам предложили сделать или вы их о том просили?

— Я виноват. Понравилась. Ну да тут они какой-то знак оставили, что не примут меня в «малинах». Хоть я и не собирался туда, но законники решили, что рано мне доверять. В делах не проверен. Не был, не обтерся, не обкатан. Потому картинку сделали. На память.

— Кто сказал вам о знаке? — попросила показать татуировку Ирина.

— Леший. После провала с Таксистом.

— Наврал. Тут все четко. Матрос был в хорошем настроении. Чисто расписался, — внимательно разглядывала рисунок и что-то записала себе в блокнот, ничего не сказав Филину.

А наутро его под расписку о невыезде выпустили из тюрьмы. Домой.

Филин и не знал, как зорко, за всяким шагом его, наблюдают переодетые в штатское оперативники.

Уже на второй день он вернулся на работу. И теперь, наверстывая упущенное, подолгу задерживался на нефтепромысле. А возвращаясь домой, даже во двор не выходил. Забыл дорогу к пивбару.

Филин работал даже в выходные. Его никто не навещал. И сам он жил замкнуто, словно испуганный зверь. Попав однажды в ловушку, остерегался всего, даже собственной тени.

Лишь однажды пришла к нему на работу Кравцова. Филин не увидел ее. Ремонтировал качалку. Один. Услышав приветствие, отскочил в сторону резко. Не ожидал увидеть здесь кого-либо.

— Никто не навещает вас? — спросила следователь.

— Нет! — еле перевел дух Филин.

— Вдруг появятся, сообщите нам. И распишитесь в постановлении о прекращении против вас уголовного дела, — открыла Ирина папку.

Филин расписался, что ознакомился с текстом постановления. Кравцова положила его в папку, вскоре ушла. А Филин долго смотрел ей вслед, ругая себя:

— Эх, квач вонючий. Даже спасибо не сказал человеку. А ведь она за уши из беды вытянула. Испугался. Не того всю жизнь боялся, не тому радовался. Она — баба. А знает, зачем на земле живет. Я же, как чирий на жопе. Сесть больно и выдавить не достану. Одно неудобство, — сел у качалки, тихо поскрипывающей в лад мыслям.

И вдруг на плечо его рука легла.

— Канаешь, кент? — хохотнул Матрос…

Глава 4. ЛОВУШКИ

— Колись, падла! О чем ботал с Кравцовой? — придавил Филина сверху так, словно в землю живым вбить вздумал.

— Ксиву подписал, — попытался вывернуться сантехник.

— Я зенки не просрал. Что в ксиве? — спросил жестко.

— Чтоб я с города не линял, — соврал Филин.

Матрос схватил за горло. Слегка сдавил пальцами.

Глухо, сквозь зубы процедил:

— Темнуху лепить вздумал мне? Такие ксивы не на воле, в клетке подписывают.

— Стремачат меня. Матрос. Линяй.