Но времени на фантазии не было. Каролина встала и подошла к нему, чтобы отдать письмо для Ньюмана. Он положил его в карман сюртука.

— Постарайся, если сможешь, больше ни с кем в Мандрейке не разговаривать, — посоветовала она. — Чем меньше любопытства ты вызовешь, тем лучше. Лучше всего подъехать не к парадной двери, а в конюшенный двор.

— Понимаю, — сказал он и посмотрел ей прямо в глаза.

— Храни тебя Господь, Вейн, любовь моя, — сказала она, и голос ее дрогнул.

В ответ он притянул ее к себе; на долгое, долгое мгновение его губы приникли к ее губам, а затем в молчании они спустились по лестнице, шагая рядом. В холле было темно, только у дверей горела одна свеча. Она явно была только что зажжена, и Каролина было забеспокоилась, пока с облегчением не увидела, что Бейтсон выступил из тени, где, должно быть, ожидал их.

— Я слышу, как ведут лошадей, милорд, — сказал он. Действительно, как только он открыл двери, послышался стук копыт по гравию.

Каролина выглянула и увидела лошадей. На одной ехал грум, а другую — великолепного вороного жеребца — тянул, почти повиснув на нем, паренек из конюшни. Конь пританцовывал и упирался, словно ему не терпелось умчаться.

Начинало светать. Скоро должно было взойти солнце. Было достаточно светло, чтобы разглядеть лица друг друга. Лорд Брикон повернулся к Каролине. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, чувствуя невыразимое отчаяние при мысли о расставании, о том, как много еще осталось невысказанным, и как мало говорили они о любви.

Затем, не коснувшись ее, не сказав ни слова, лорд Брикон сбежал по ступеням и сел на вороного жеребца. Конь попятился, а затем внезапно присмирел, будто понял, что на нем — хозяин.

Лорд Брикон приподнял шляпу, повернул коня и поскакал прочь по подъездной аллее. В тени дубов он почти сразу пропал из виду.

Каролина вспомнила, что держит в руках письмо для лорда Милборна. Она отдала его груму.

— Скачите, как можно быстрее, — сказала она. — Как я поняла, Ноул недалеко отсюда?

— Ежели ехать через поля, тут всего четыре мили, миледи.

— Прекрасно! Значит, это не должно занять у вас много времени. Когда приедете, требуйте, чтобы мое письмо немедленно передали главному судье. Скажите, что это чрезвычайно важно, и не слушайте никаких отказов.

Грум поклонился и повернул коня к воротам, ведущим в парк. Каролина стояла и смотрела, пока он не скрылся из виду.

— Идемте в дом, миледи, — прошептал Бейтсон, и она, вздрогнув, взглянула на него.

— Они уехали, Бейтсон, — сказала она растерянно.

— Да, миледи, и теперь нам лишь остается ждать до утра.

— Я пойду к себе. Если кто-нибудь в доме будет спрашивать о его милости, лучше всего сказать, что его вызвали по срочному делу. Неважно, что вы придумаете, так как, когда прибудет лорд Милборн, я скажу ему правду.

— Очень хорошо, миледи, — ответил Бейтсон. — А тело в библиотеке? Вы не хотите, чтобы я убрал его?

— Нет, нет, ни в коем случае. И велите никому до него не дотрагиваться. Я хочу, чтобы главный судья видел все так, как есть.

— Очень хорошо, миледи, — опять повторил Бейтсон, после чего Каролина медленно, словно ноги ее налились свинцом, поднялась по лестнице.

Когда она дошла до своей спальни, ее сотрясала дрожь.