III

Россия есть некая конкретная реальность в мире, некое индивидуальное существо, имеющее свою судьбу, свой удел, свою задачу. Об этой элементарной истине нужно ныне громко кричать. Россия может послужить всечеловечеству лишь через утверждение своего единства и своей особенности, а не через свое раздробление и обезличивание. И если бы Россия перестала быть Россией, а русские перестали быть русскими, то Россия и русские были бы потеряны для всечеловечества, не сказали бы своего всечеловеческого слова, не сделали бы никакого великого дела в истории. Русский человек лишь через Россию может запечатлеть в мире свой всечеловеческий дух. Без России русские люди превратились бы в бескачественную массу, которая ничем не может обогатить мировую жизнь. Только единая, великая, сильная Россия может сказать миру свою идею, только такая Россия может быть дарящей и жертвенной, источающей свой свет. И если Россия начнет свободное существование с самоупразднения, с раздробления, с утраты своего образа среди народов мира, то источник возможного света от нее погаснет, и русские люди превратятся в рассыпающуюся бесцветную массу. Ослабление и падение русского государства будет также ослаблением и падением русской духовной культуры. Русский народ мог бы вступить в период исторического упадка и оказался бы вытесненным на второй план. Никто не ждет уже великих слов и великих дел от испанцев, все их величие в прошлом. Никто не ждет уже ничего от персов. Национальное и государственное падение влечет за собою также и падение творческой личности. Для многих русских людей, для русских интеллигентов и русских рабочих не велика жертва отречься от отечества, отдать Россию; они с легкостью готовы это сделать, интернациональная настроенность является для них естественным состоянием и движением в направлении наименьшего сопротивления. Но всякая жертва ценна лишь тогда, когда она является движением в направлении наибольшего сопротивления. Источником жертвенности бывает лишь сила. Для немцев, французов, англичан преодоление национализма происходит в атмосфере силы, оно трудно и потому жертвенно. Русское же отсутствие патриотизма и русская интернационалистическая настроенность может быть лишь слабостью. Либкнехт и Ленин психологически противоположны. Нужно сначала быть и быть в силе, тогда лишь возможно самоотречение и жертва. Это верно и относительно целого народа и относительно отдельного человека. В России прежде всего необходим закал личного характера и закал народного характера.

Идея интернационала, идея отвлеченно-пустая, расслабляет русскую душу и подрывает силу России. В русском народе есть великие духовные качества, неведомые западным народам, есть подлинная всечеловечность. Но нужно прямо сказать, что легкость, с которой принимается у нас интернационализм и отвергается национальность, есть проявление слабости характера. В слабоволии, в отсутствии сурового закала личного характера скрыты величайшие опасности для России. У русских есть добродетели, которые опаснее пороков, есть какой-то расслабляющий морализм, есть что-то овечье. Слабость характера и овечьи добродетели – благоприятная почва для всякой демагогии. Нам не хватает более суровых добродетелей. Это связано у нас с недостаточной выраженностью личного человеческого начала, с погруженностью в коллектив. Всегда приходится вспоминать, что в России не было рыцарского начала. И это факт роковой для нашего морального и общественного развития. Мы слишком легко переходим от старого коллективизма, от старой стихийности к новому коллективизму, к новой стихийности. И минуем дисциплину личности, культуру личности, развитие личности.