Изменить размер шрифта - +
Высшая духовная иерархия деспотически правила церковью, как чиновничество, поставленная государственной властью бюрократия, но никогда не была самоуправлением церкви, никогда не играла руководящей духовной роли. Русское народничество, если взять его глубже, было обратной стороной порабощенности народа, отсутствия самоуправления в народной жизни, вечной зависимости от чуждой власти. Порабощенность духа сказалась в народническом сознании. Для этого сознания источником правды и истины является не Логос, не разум и совесть, не Божественное внутри человека и внутри церкви, а эмпирический народ, понимаемый как простонародье, как трудящийся физически, близкий к земле и природе. Не в качестве нужно искать источников правды, а в количестве, в народном большинстве. Одни религиозно, другие материалистически искали правды в народной мудрости, в серой массе уповали открыть истину. Потребность погружения в стихийный коллектив – характерно русская потребность. По слабости сознания, она переживается как потребность религиозной соборности. Народничество переходило у нас в народопоклонство, в поклонение эмпирической данности. Народ брался у нас как эмпирическая данность, т. е. как количество, а не как качество. Этим грешили не только народники-материалисты, но и народники-мистики. У народников второго типа был соблазн увидать в народе, как данности, истинную церковь. На этом пути церковь теряла в своей универсальной качественности и подпала под власть количественной эмпирической данности.

Именно с церковной, религиозной точки зрения народничество должно быть признано наибольшей ложью и подменой: оно посягает на универсальную качественность церкви, подменяет ее ограниченной, эмпирической народной данностью. В этом опасность крайней национализации церкви, переходящей в отождествление ее с народом. Но необходимо окончательно и бесповоротно установить, что народный коллективизм не есть церковная соборность и отличается от нее, как земля от неба. Религиозное народничество возвращает нас от христианства к язычеству, к языческой стихийности и языческому натурализму. И нельзя не видеть большой правды католичества в том, в чем оно радикально противоположно такого рода народничеству и несовместимо с ним. Народничество противоположно духовной свободе, раскрывшейся в христианстве, и высшему самосознанию личности. Самосознание личности совместимо с универсальной качественностью церкви, но несовместимо с обоготворением ограниченной количественности эмпирического народа. В восточном православии всегда была большая беззащитность от притязаний религиозного народничества. Восточное православие не могло устоять от опасности поглощения его народной стихией, как не могло устоять и от опасности поглощения его государственностью. И этот роковой факт нашей церковной истории может быть объяснен лишь тем, что восточное православие не было вселенской церковью, что в нем был некоторый уклон от вселенского христианства в сторону партикуляризма и провинциализма. Народничество всегда есть провинциализм, оно глубоко противоположно универсализму.

 

III

 

Истина для народнического сознания всегда в чувствах, никогда не в разуме. Культура лишь закрывает истину, таящуюся в народе. Культура основана на неправде и зле неравенства и порабощения народа. Тот качественный слой, который творит духовную культуру, всегда виновен перед народом. Духовный труд для народнического сознания не равноценен труду физическому, он оказывается ниже, в нем нужно каяться. Истина всегда – в простом, а не в сложном. Истина – в цельном, и потеря цельности, характерная для культурного слоя, всегда есть ложь. Мужик знает больше, чем философ. Для одних в простом народе есть правда, связанная с природной, органической, целостной мистикой; для других – правда, связанная с материальными условиями его жизни, с тем, что он не пользуется чужим физическим трудом. Народничество отрицает разделение труда, оно хочет перенести разделение труда внутрь каждой человеческой личности и совершенно уничтожить его в обществе, сделать все личности равными и сходными, общество же однородным и простым, лишенным всяких дифференциаций, серым.

Быстрый переход