Она резко постучала, дверь сейчас же открылась, и Дурак из Пятиречья предстал перед нею. Мисс Нелли в первый раз видела человека, которому было присвоено такое неблагозвучное наименование, и когда он немного отступил, не то из любезности, не то от удивления, она на мгновение смутилась. Он был высокого роста, хорошо сложен, и у него была черная борода. Над впалыми от забот и нездоровья щеками блестели карие глаза, очень большие, очень мягкие, но невыразимо печальные и грустные. Конечно, мисс Нелли ожидала встретить совсем не такого человека. Однако, когда прошло ее первое замешательство, самая нелепость ситуации, как ни странно, усилила ее негодование и еще глубже уязвила ее оскорбленную гордость. Тем не менее хитрая лицемерка с быстротой женской интуиции немедленно изменила свою тактику.
— Я пришла, — сказала она с ослепительной улыбкой, неизмеримо более опасной, чем ее прежняя величественная строгость, — я пришла извиниться перед вами за свою дерзкую вольность. Кажется, это ваш дом там, на вершине горы. Мне так понравился его внешний вид, что я ненадолго оставила внизу своих подруг, — лукаво продолжала она, делая легкое движение рукой, как бы указывая на отряд бесстрашных амазонок, готовых немедленно отомстить за любое оскорбление, нанесенное одной из них, — и осмелилась войти. Когда я увидела, что он, как мне уже говорили, необитаем, я боюсь теперь, что взяла на себя слишком большую смелость сесть за рояль и насладиться музыкой в ожидании своих подруг.
Хокинс поднял на нее свои прекрасные глаза. Перед ним стояла очень хорошенькая девушка, с ясными серыми глазами, блестящими от возбуждения, с румяными пылающими щеками, на которых кое-где виднелись веснушки. Алая верхняя губка, похожая на лепесток розы, открывала ряд маленьких белых зубов. В волнении она тяжело дышала. Он смотрел на все это тихо и спокойно, и если не считать естественного замешательства застенчивого, сдержанного человека, то боюсь, что пульс его бился совершенно ровно.
— Я знал, — сказал он просто. — Я слышал вас, когда приперся до дома.
Мисс Нелли пришла в негодование от его грамматики, диалекта и хладнокровия, а еще больше от подозрения, что он был активным участником невидимых аплодисментов.
— Ах, вот что, — сказала она, продолжая улыбаться, — значит, и я слышала вас...
— Да пожалуй, что нет, — перебил он ее с серьезным видом, — я долго-то не оставался. Я увидел, как ребята шатаются вокруг дома, и положил себе сперва пойти да упредить вас, но они обещали не шуметь, а вы так удобно устроились и так углубились в эту свою музыку, что у меня не хватило духу вас потревожить, и я смотался прочь. Надеюсь, — добавил он с жаром, — они не подали виду, что слушают вашу игру. Они неплохие парни, эти ребята из «Пылающей звезды», хотя иногда они маленько грубят. Но они не причинят вам ни малейшего вреда, даже кошку они и пальцем не тронут! — заключил мистер Хокинс, краснея при мысли о том, что употребил такое неизящное сравнение.
— Нет! Нет! — ответила мисс Нелли, внезапно рассердившись на себя, на Дурака и вообще на «все мужское население Пятиречья. — Нет! Я, должно быть, вела себя очень глупо, — и если бы они причинили мне какую-нибудь неприятность, то и поделом мне. Но я хотела только извиниться перед вами. Вы найдете все в доме в полном порядке. Прощайте!
Она повернулась и хотела было уйти. Хокинс почувствовал некоторое смущение.
— Я попросил бы вас сесть, — сказал он наконец, — если бы мое жилище было достойно такой леди, как вы. Во всяком случае я должен был это сделать. Не знаю, что меня удержало. Но я не совсем здоров, мисс. Иногда у меня начинается что-то вроде лихорадки. Я думаю, что это влияние болотной сырости, мисс, — и тогда у меня немного мутится в голове. |