|
В квартирах были высоченные потолки. Ума не приложу, как этому району столько лет удавалось избегать знакомства с бабками рабочих по сносу зданий. В нашем доме мистер Грант занимал первый этаж, на втором проживал отставной военный летчик по имени Уилкинс, а я обретался на третьем. Все мы жили бобылями, были людьми тихими и малоподвижными и не очень любили шум. Мне стукнуло 31, и я был младшим из нашей троицы, а старшенствовал у нас Уилкинс.
Мы добрались до его двери, позвонили и стали ждать, состроив скорбно‑растерянные мины, издревле присущие всем дурным вестникам. Вскоре дверь открылась, и перед нами предстал Уилкинс – ни дать ни взять редактор отдела писем «На склоне лет», облаченный в синюю рубаху с красными нарукавниками; зеленый солнцезащитный козырек был сдвинут на лоб. В заляпанной чернилами руке Уилкинс держал древнюю самописку. Посмотрев на меня, потом на мистера Гранта, на его вилку, на его креветку и, наконец, опять на меня, он спросил: – Хм? – Извините, сэр, – сказал я. – Не заходил ли к вам нынче пополудни человек по имени Клиффорд? – Ваш сосед по комнате, – Уилкинс ткнул в мою сторону самопиской. Занял у меня семь долларов. Мистер Грант застонал. Мы с Уилкинсом, как один, взглянули на его креветку, словно стенания исходили от нее. Я сказал: – Сэр, этот Клиффорд, или как там его, никогда не был моим соседом по комнате. – Хм? – Он мошенник, сэр. – Хм? – Уилкинс прищурился, словно смотрел не на меня, а обозревал залитое полуденным солнцем техасское раздолье. – Мошенник, – повторил я. – Кидала. От слова «кидать», или обманывать. Это разновидность жулика. – Жулика? – Да, сэр. Кидала – это человек, который умеет убедительно врать, и в награду за такое умение вы отдаете ему свои денежки. Уилкинс задрал голову и уставился в потолок, словно хотел проникнуть взором в мое жилище и убедиться, что по нему не расхаживает Клиффорд в рубахе с коротким рукавом, тихо и безмятежно вкушая от радостей сожительства со мной. Не сумев разглядеть никакого Клиффорда (а возможно, и пробуравить взглядом потолок – уж и не знаю, в чем именно он потерпел неудачу), Уилкинс удовольствовался созерцанием моей особы и спросил: – А как же посылка? Разве ее принесли не ему? – Никакой посылки не было, сэр, – объяснил я. – В этом и заключалось мошенничество. Он соврал вам, будто получил посылку НП, и ему... – Совершенно верно, – Уилкинс наставил на меня самописку, разбрызгав немного чернил. – Оно самое: НП. Наложенным платежом. – Но на самом деле никакой посылки не было, – твердил я свое. – Он соврал, чтобы вытянуть из вас деньги. – Не было посылки? Не ваш сосед? – То‑то и оно, сэр. – Черт возьми! – вскричал Уилкинс, мгновенно приходя в ярость. Стало быть, этот человек – грязный обманщик! – Да, сэр. – Где он? – сердито вопросил Уилкинс, приподнимаясь на цыпочки и выглядывая из‑за моего плеча. – Должно быть, за много миль отсюда, – ответил я. – Правильно ли я вас понял? – спросил Уилкинс, злобно зыркнув на меня. – Вы даже не знаете этого человека? – Совершенно верно, – ответил я. – Но ведь он пришел из вашей квартиры. – Да, сэр. Он только что выклянчил у меня двадцать долларов. – А я дал ему пятнадцать, – вставил мистер Грант, который выглядел куда несчастнее своей креветки. – Так вы думали, будто он – ваш сосед? – спросил меня Уилкинс. |
