Рука Эдмунда метнулась под стол и возникла снова с длинным боевым кинжалом. Но увы — я в тот момент уже замахивался Куканом, и своим палочным концом он обрушился в аккурат на перевязанную руку ублюдка. Кинжал, вертясь, вылетел и приземлился на пол так, что я умудрился подхватить его носком башмака за рукоять, и он взлетел прямо мне в подставленную ладонь. (Говоря честно, мне все равно, какой рукой сражаться: годы жонглирования и обшаривания чужих карманов подготовили меня к ловкости обеих.)
Я перехватил кинжал к броску.
— Сядь! От тебя до преисподней, Эдмунд, — ровно полтора оборота клинка. Дернись, а? Я тебя очень прошу. — Он видел, как я обращаюсь с кинжалами, на дворцовых спектаклях.
Ублюдок сел, баюкая раненую руку. Повязка набухла от крови. Эдмунд плюнул в меня и промазал.
— Да я тебя…
— Ай-я-яй, — покачал головой я, помахивая кинжалом. — А приятственность?
Эдмунд зарычал, но тут же осекся, потому что в покой ворвался Кент. Дверь едва не слетела с петель. Меч старого рыцаря был обнажен, а два оруженосца, влетевшие следом, только тянули свои из ножен. Кент на ходу развернулся и звезданул одному в лоб рукоятью. Парнишка рухнул, напрочь расставшись с чувствами. Засим Кент повернулся в другую сторону и клинком плашмя сбил второго юнца с ног. Тот растянулся навзничь, и дух громко вылетел из него. Рыцарь отвел руку с мечом, чтобы пронзить ему сердце уже наверняка.
— Стой! — сказал я. — Не убивай его.
Кент стал и обвел глазами покой, оценивая положение в нем.
— Я слышал лязг клинка. Подумал, ублюдок тебя убивает.
— Отнюдь. Он принес мне сей прекрасно украшенный кинжал с драконьей головой в искупительную жертву.
— Неправда, — буркнул ублюдок.
— Так, значит, — рек Кент, внимательно разглядывая оружие, взятое на изготовку, — тогда ты убиваешь ублюдка?
— Лишь проверяю его балансировку, мой добрый рыцарь.
— А… Извини.
— Страху нет. Благодарю тебя. Если понадобишься — позову. И прихвати с собой этого бессознательного, будь добр? — Я посмотрел на второго оруженосца, который мелко трясся на полу. — Эдмунд, будь так любезен, вели своим рыцарям быть поучтивее с моим головорезом. Вот он уж точно — любимец короля.
— Оставьте его в покое, — проворчал ублюдок.
Кент с сознательным оруженосцем выволокли несознательного в сени и закрыли за собой дверь.
— Ты прав, Эдмунд, вся эта приятственность — песьи ятра. — Я подбросил кинжал и поймал его за рукоять. Эдмунд чуть дернулся, я опять подбросил клинок и поймал за лезвие. Воздел с подозреньем бровь. — Так о чем бишь мы? Как здорово тебе удался мой план?
— Эдгара заклеймили изменником. Отцовы рыцари охотятся за ним по сию пору. А лордом Глостера стану я.
— Да полно, Эдмунд, неужто с тебя хватит?
— Именно, — рек в ответ ублюдок.
— Именно — что именно? — Неужто он, даже словом не перемолвившись с Гонерильей, уже разинул пасть на земли Олбани? Вот теперь я был не уверен двойне — что же мне делать? Мой план сводился лишь к тому, чтоб спарить ублюдка с Гонерильей и тем подорвать королевство; только это и удерживало меня от того, чтобы метнуть кинжал точно в его кадык. Когда я вспоминал кровоточащие рубцы на спине у Харчка, рука моя напрягалась непроизвольно и сама хотела отправить клинок в полет. Но что же он замыслил?
— Трофеем может стать все королевство, — рек Эдмунд.
— Военным? — Откуда ему известно о войне? О моей войне?
— Вестимо, дурак. |