Я знал, что письмо из призывной комиссии, анулирующее повестку о его призыве, было изъято из нашей
картотеки и отправлено в вышестоящие инстанции. Я должен был иметь в виду, что люди из ФБР имели разговор с чиновником призывной комиссии, и что
он рассказал им мою версию. Но тут же должно быть в порядке. Ничего особенно незаконного, небольшой бюрократический финт ушами, это случается
сплошь и рядом. Однако, поговаривали, что Пол Хэмси раскололся на допросе в ФБР и рассказал им, что я брал взятки от нескольких его друзей.
Я вышел на улицу, сел в машину и поехал вдоль школы, где учился мой сын. Школа имела большую спортивную площадку с баскетбольной площадкой,
залитой бетоном, и все это было огорожено высоким забором из проволочной сетки. Из окна автомобиля я видел, что выпускная церемония проводилась
во дворе. Припарковав машину, подошел к изгороди и стал там, прислонившись к проволочной сетке.
Мальчишки и девчонки, уже перешагнувшие рубеж отрочества, стояли стройными рядами, все как один нарядно одетые по случаю выпускной
церемонии, аккуратно причесанные и чистенькие - стояли, по-детски гордые, в ожидании торжественного перехода на следующую ступеньку,
приближавшую их к взрослой жизни.
Для родителей соорудили специальный помост. И здоровенную деревянную сцену для высокопоставленных гостей, где стояли директор школы,
политический деятель из местного избирательного участка, какой-то седой старикан в голубой пилотке с ленточками и в военной форме, какую носили
в Американском Легионе, похоже, в 1920-х годах. Над сценой развевался американский флаг. Директор школы сказал что-то насчет того, что выдавать
дипломы и награды каждому персонально они не могут из-за недостатка времени, и чтобы, когда будут называть по очереди каждый класс, выпускники
из этого класса поворачивались бы лицом к помосту.
Так я стоял и наблюдал за ними несколько минут. После каждого очередного объявления ряд мальчишек и девчонок дружно поворачивались лицом к
мамам, папам и другим родственникам, а те награждали их аплодисментами. Лица их светились гордостью и радостным воодушевлением. Сегодня был их
день. Сегодня их хвалили и им аплодировали. Некоторые из этих разгильдяев до сих пор не умели читать. И никто из них не был готов встретить этот
жестокий мир лицом к лицу. Я был рад, что в этот момент не видел лица своего сына. Я вернулся к машине и поехал в Нью-Йорк на встречу с гранд-
жюри, навстречу своей судьбе.
Припарковав машину возле здания федерального суда, я вошел внутрь, очутившись в огромном вестибюле с мраморными полами. На лифте я поднялся
до этажа, где находилась комната гранд-жюри. Выйдя из лифта, я обомлел: все скамейки были заняты ребятами которых мы зачисляли в наши
резервистские подразделения. Их было по меньшей мере человек сто. Кто-то кивнул мне, с некоторыми я обменялся рукопожатиями и шутками по поводу
всего этого дела. Тут я заметил Фрэнка Элкора, он стоял в одиночестве возле огромного окна. Я подошел к нему и мы пожали друг другу руки. Он
выглядел спокойным. Однако лицо его было напряженно.
- Ну разве это не куча дерьма? - спросил он, пожимая мне руку.
- Ага, - ответил я.
За исключением Франка, все остальные были одеты по-гражданке. Он надел все свои награды Второй Мировой войны, нашивки старшего сержанта и
знаки за выслугу лет. У него был вид солдата, готового выполнить любое задание. Он собирался сыграть на том, что гранд-жюри откажется предать
суду такого человека - патриота, вернувшегося к делу защиты своего отечества. |