Изменить размер шрифта - +

     Как редактор книжного обозрения он располагал целой империей. Две секретарши. Двадцать штатных рецензентов. И огромный резерв внештатных

критиков, от известных авторов до нищих поэтов, неудавшихся романистов, профессоров колледжей и доморощенных интеллектуалов. Он всеми

пользовался и всех ненавидел. И он управлял обозрением, как лунатик.
     За первую страницу воскресного обозрения автор может убить. Осано это знал. Издавая книгу, он автоматически получал первую страницу во всех

книжных обозрениях страны. Но он ненавидел большинство беллетристов, он ревновал к ним. Или же у него был зуб на издателя книги. Поэтому он

добывал биографию Наполеона или Екатерины Великой, написанную маститым профессором, и помещал на первую страницу рецензию на нее. И книга, и

обзор обычно были равно неудобочитаемы, но Осано был счастлив, что всех взбесил.
     Когда я впервые увидел Осано, он подстраивал жизнь под литературные партии, сплетни, общественные образы, которые ранее создал. Он исполнял

передо мной роль великого писателя с природным вкусом. И он обладал данными, чтобы соответствовать легенде.
     Я отправился в Хэмптонс, где Осано снимал летний домик, и нашел его обустроившимся (его словечко) подобно старому султану. К пятидесяти

годам у него было шестеро детей от четырех браков. Он был одет в голубые теннисные шорты и голубую теннисную куртку, скроенные специальным

образом, чтобы скрыть его вздувшийся живот. Лицо уже имело острое выражение, как и подобало следующему лауреату Нобелевской премии по

литературе. В нем была естественная мягкость, если не смотреть в его злые зеленые глаза. Сегодня он был добр. Так как возглавлял самое

влиятельное литературное обозрение, ему с предельной преданностью целовали жопу за всякую публикацию. Он не знал, что я готов его убить потому,

что я - писатель-неудачник с одним изданным и провалившимся романом и другим, дававшимся с великим трудом. Конечно, сам он написал один

превосходный, почти великий роман. Но все остальное им написанное было дерьмом, и если бы "Эвридей Лайф" позволил, я бы показал миру, из чего на

самом деле состоит этот парень.
     Я написал нормальную статью, где вывел его на чистую воду. Но Эдди Лансер отверг ее. Они хотели нажить на Осано политический капитал, но не

злить его. Так что день интервью был прожит мной зря. Впрочем на самом деле нет, потому что два года спустя Осано позвонил мне и предложил

работать у него помощником в новом большом литературном обозрении. Осано запомнил меня, прочел материал, отвергнутый журналом, и оценил по

достоинству, по крайней мере, так он заявил. Сказал, что я хороший писатель, и что мне в его произведениях нравится то же, что ему самому.
     В этот первый день мы сидели у него в саду и смотрели, как его дети играют в теннис. Я должен сразу же сказать, что он действительно любил

своих детей и прекрасно к ним относился. Возможно, потому, что он сам был в большой степени ребенком. Я заговорил с ним о женщинах, о Женском

Освобождении и о сексе. Он рассуждал очень забавно. Хотя в своих работах он всегда был великим левым, но мог выражаться, как техасский шовинист.

Говоря о любви, он сказал, что когда влюблялся в девушку, то всегда переставал ревновать свою жену. Потом он с глубокомыслием писателя и

государственного мужа заявил:
     - Никому не дозволяется ревновать более одной женщины одновременно, если он не пуэрториканец.
     Он чувствовал, что может шутить над пуэрториканцами, поскольку его радикальная репутация была непоколебимой.
Быстрый переход