|
Но я мог привести хорошие аргументы: настолько чувствовал вину за то, что я такой никчемный муж и отец, который ничего не мог дать семье, не мог обеспечить им приличное существование, что мне не под силу было усугублять вину еще и неверностью. И основополагающий факт сводился к тому, что мы прекрасно себя чувствовали вместе в постели. Она была пределом моих желаний, она была идеальна для меня. Я думал, что создан для нее. - Ты собираешься сегодня работать? - спросила она. На самом деле хотела узнать, собираемся ли мы сначала заняться любовью, чтобы успеть к этому подготовиться. Потом я обычно вставал, чтобы работать над романом, а она так крепко засыпала, что не шевелилась до самого утра. Она любила поспать. У меня и это не получалось. - Да, - сказал я. - Я хочу поработать. Во всяком случае, я слишком взволнован перед поездкой, чтобы заснуть. Было около полуночи, но она пошла на кухню, чтобы сварить мне кофе и сделать бутерброды. Я обычно работал до трех или четырех часов ночи, да и потом бодрствовал, пока она не вставала. Наихудшая сторона писательства, по крайней мере, для меня, когда мне хорошо работалось, - это неспособность спать. Лежа в кровати, я не мог отключить свой мозг, продолжавший работать над романом. Когда я лежал в темноте, персонажи представали передо мной так живо, что я забывал про жену и про детей, и про обыденную жизнь. Но сегодня ночью у меня была другая, менее литературная причина. Мне хотелось, чтобы Валли уснула, так как мне надо достать деньги от взяток из тайника. Я достал свою старую спортивную куртку "Лас-Вегас Виннер" из дальнего угла кладовки в спальне, которую ни разу не надевал с тех пор, как вернулся домой из Лас-Вегаса три года назад. Ее яркие цвета потускнели во мраке кладовки, но она все еще выглядела нарядной. Надев ее, я вышел на кухню. Валли бросила на нее взгляд и сказала: - Мерлин, ты ведь не собираешься ее носить? - Это моя счастливая куртка, - сказал я. - Кроме того, в ней удобно лететь в самолете. Я знал, что Валли спрятала ее в кладовку, чтобы она не попадалась мне на глаза, и я не вздумал ее носить. Она не осмелилась ее выкинуть. Теперь куртка пригодилась. Валли вздохнула. - Ты такой суеверный. Она была не права. Я редко бывал суеверен, хотя и считал себя волшебником, но это не одно и то же. После того, как Валли поцеловала меня на ночь и пошла спать, я выпил кофе и стал просматривать рукопись, которую вынес со стола из спальни, редактировал ее около часа, потом заглянул в спальню и увидел, что Валли крепко спит. Я слегка поцеловал ее. Она не шевельнулась. Мне нравилось, как она целует меня на ночь. Простой, обязательный поцелуй жены, казалось, отгораживал нас от одиночества и предательства внешнего мира. И часто лежа в постели в часы раннего утра, когда Валли спала, а мне не спалось, я слегка целовал ее в губы, надеясь, что она проснется, и я почувствую себя менее одиноким, занявшись любовью. Но на сейчас это был иудин поцелуй, частично продиктованный чувством, но в действительности - чтобы убедиться, что она не проснется, когда я буду раскапывать спрятанные деньги. Я закрыл дверь спальни и подошел к кладовке в прихожей, где хранился большой сундук с моими старыми бумагами, копиями моего романа и исходной рукописью книги, над ней я трудился пять лет и она мне принесла три тысячи долларов. |
