Но это соединение аскетизма с невероятной для советского времени «профессией» наименьшая вокруг Васи странность.

Я прожил с «Чапаем» в обитом кровельным железом строительном вагончике месяца полтора. Было это в горах Северного Урала. По его словам, он скрывался (дело было в Олимпиаду, тогда Москву шерстили так, что только держись), я тоже, только с другим смыслом — сбежал от очередной дегенератки, возомнившей себя невестой.

Повод для аскетического упражнения в горах был основательный — не сумев устроиться на лесосплав, мы с Васей подрядились собрать щитовой дом и сделать под него монолитный фундамент. В вагончике была одна железная кровать с сеткой, на ней матрац. Спали мы попеременно: день на голой сетке Вася, а я — на полу на матраце, на следующий день наоборот…

Однажды, когда фундамент мы уже закончили и смонтировали половину стен дома, случился смерч — впрочем не уверен, что верно назвал случившееся. Вихрь проложил через тайгу прямую как стрела узкую просеку, но почему-то шириной всего-то метров пятнадцать, если не меньше. И надо же было так случиться, что этот «смерч», начавшись почему-то всего метрах в семистах от нас прошёл прямёхонько по нашему недострою.

Пока я как умненький-благоразумненький Буратино хватался — чтобы не утянуло наверх вихрем — за края незастроенной части бетонного фундамента, Вася, наоборот, ворвался в центр рассыпающейся как карточный домик конструкции. Картина феерическая: вихрь из летящих щитов, щепы и пыли, посреди «Чапай» с воздетыми к небу руками — и ужасающий грохот ветра. Вася за фундамент не хватался, от летящих щитов не уворачивался, от летящей щепы не жмурился, но, воздев руки к небу, шевелил губами…

Васю не задела ни одна щепочка…

Почему Вася и в этой ситуации вёл себя так странно?

Вася, а может, кроме тех невероятных способностей, которые в тебе всё время обнаруживались, ты умеешь еще и заглядывать в будущее? И именно поэтому ты ввязался в это тебе лично совершенно не нужное строительство дома?

Тогда мой взгляд на людей был — как и у всех! — поверхностный, суверенитический. Тогда я не мог даже предположить, что смогу усвоить совсем иной взгляд на происходящее, пойму (меня научат, соорганизовав «случайные» встречи с людьми калибра Цыганского баро?), что люди суть стадо, что рано или поздно сформируется всепланетная стая, что Россия — метанация с особенным тысячелетним опытом, что существуют неугодники, которые могут пользоваться кладовыми родовой памяти, следовательно, где как не в России существовать тайной жреческой касте, которая помогает — причём помогает, используя свою способность видеть будущее.

Не умел тогда понимать ни обращенного к «кладовым» подсознания текста «Мастера…», ни причин ненависти к России, ни великих загадок вокруг Сталина— «святослава»…

Пожалуй, только после того как меня разыскал цыганский баро, только после его странного предсмертного поступка, память вернула мне весь вал странностей и вокруг Васи.

Где ты, Вася? Отзовись! Эх, если б я ещё тогда умел задавать вопросы…

Вася, я ведь всё помню: и как ты купался в ледяной горной реке, и как, когда мы спустились в город, ты на автобусной остановке лёг, ведь ты всегда говорил, что есть смысл делать только две вещи: работать или лежать, а промежуточные состояния бессмысленность…

Вась, такой человек не может быть случайностью ни в чьей жизни.

К чему это я вспомнил Васю (ниже я расскажу о нём чуть больше)? Нет, не потому только, что хотел похвастаться ещё одной в своей жизни драгоценностью.