— Но ведь сработало, — сказал Нюберг и поморщился от боли. Три пальца на правой руке были сломаны. Гипс еще даже не успел затвердеть.

Сбив Мейера с ног, Нюберг втащил его в кабинет, позвонил Хультину и обсудил с ним план “военной кампании”. Средствам массовой информации решили пока ничего не сообщать, чтобы сохранить за собой свободу действия. Йельм, под предлогом того, что ему нужно увидеться с коллегой Нюбергом, проник на территорию “Линк коуп” и был препровожден грациозной секретаршей к кабинету Мейера. Отыскав с некоторым трудом заднюю дверь, они вытащили через нее Мейера на улицу, стараясь не попасться никому на глаза. Потом Нюберг привел кабинет Мейера в порядок и, уходя, даже одарил секретарский дуэт улыбкой, правда, слегка натянутой. Объехав вокруг здания, он припарковался на заднем дворе, и они засунули Мейера в багажник. Потом Йельм покинул “Линк коуп” обычным путем, отметив про себя, что девушки-секретарши чудо как хороши.

Сначала полицейским показалось, будто Нюберг убил Мейера, что было бы с его стороны непростительной ошибкой. Но профессионализм Мейера проявился даже в этом: через полчаса он пришел в себя. Хультин держал его поимку в секрете, даже в полиции об этом знал только очень узкий круг людей. Полицейский врач констатировал сотрясение мозга и трещину в челюсти и скуловой кости. Подбородок был цел, значит, говорить Мейер мог. Но он молчал.

Сначала разговаривать с ним пытался Хультин. Йельм сидел на стуле сбоку от шефа в маленькой безликой комнате в подвале полицейского управления. У дверей расположились Вигго Нурландер и Хорхе Чавес. Вдоль стены — Арто Сёдерстедт и Черстин Хольм. Собрались все. Никто не хотел пропустить такое событие. Не было только Гуннара Нюберга. Он решил не присутствовать.

— Я комиссар Ян-Улов Хультин, — вежливо представился Хультин. — Возможно, вы видели мою фамилию в газетах. Они требовали моей отставки.

Роберт Мейер сидел в наручниках возле прикрепленного к полу стола и без всякого выражения смотрел на Хультина. “Соперник”, — подумал Хультин.

— Уэйн Дженнингс, — сказал он. — Или вам больше нравится кентукский убийца? Или К?

Тот же ледяной взгляд. И молчание.

— В “Линк коуп” вас еще не хватились, пресса пока тоже ничего не знает. И ваши “работодатели” тоже. Но как только информация попадет в газеты, ситуация резко изменится, как вы понимаете. Расскажите о себе.

От взгляда холодных глаз Уэйна Дженнингса делалось не по себе. Казалось, он держит собеседника на прицеле.

— Говорите. Чем вы занимаетесь? На кого работаете?

— Я имею право на один телефонный звонок, — сказал Дженнингс.

— У нас в Швеции есть антитеррористические законы, которые лично мне не нравятся, но в данном случае я буду опираться на них. У вас нет права на телефонный разговор.

Дженнингс промолчал.

— Бенни Лундберг, — сказал Хультин. — Что было в его банковской ячейке?

Ответа не последовало, тогда Хультин поднял фоторобот Дженнингса.

— Зачем борода?

Никакой реакции.

— Можно я предположу, как разворачивались события? — раздался из угла голос Йельма. — Кстати, я не представился. Меня зовут Пауль Йельм. У нас есть общий знакомый, Рэй Ларнер.

Голова Мейера повернулась на несколько сантиметров, и Пауль Йельм впервые встретился взглядом с Уэйном Дженнингсом. Он сразу понял, что чувствовали бойцы Национального фронта освобождения в джунглях Вьетнама. И Эрик Линдбергер. И Бенни Лундберг. И еще двадцать с лишним человек, которые приняли смерть под этим взглядом.

— Ночь на двенадцатое сентября выдалась для вас трудной, — начал Йельм.