Последний день он провел в своей комнате, по-прежнему разрываясь между да и нет. В конце концов, даже если он опоздает на самолет, это не будет иметь никакого значения. Он достаточно свободен, чтобы в любой день отправиться в путешествие. Он уезжает потому, что ему этого хочется. "Мне этого хочется, " —повторял он себе, но он так нервничал, что остановил часы на камине. Он больше не мог выносить их тиканья. Где-то в середине дня он бросился на кровать, зарылся головой в подушку и больше не двигался. Последние часы проходили в каком-то беспамятстве, это были часы, которые отделяли его прошлое от будущего. Внезапно он осознал, что момент настал, и вполголоса произнес: "Сейчас. "

Вобер ожидал его в столовой. У него было серое лицо человека, который очень долго болел.

— Ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой в Орли? — сказал он.

— Нет… Только Клементина, потому что я ей обещал.

— Держи нас в курсе твоих дел.

— Конечно.

Как поток холодной воды, их разделила тишина. Они уже были по разные стороны. Реми быстро проглотил свой кофе.

— А где Раймонда? — спросил он. — Она сейчас придет.

Она в самом деле пришла. У нее были красные глаза. Реми протянул ей руку.

— До свидания, — сказал он… — Я вас благодарю за все.

Она склонила голову. Она не могла говорить. Адриен отнес вниз багаж, сложил его в машину.

— Реми… — пробормотал Вобер. — Мне бы не хотелось, чтобы ты увез отсюда плохие воспоминания.

— Да нет, папа… Я был очень счастлив.

— Жизнь — непростая штука, — вздохнул Вобер.

Они замолчали. Потом Вобер взглянул на часы.

— Ну, пора… Клементина ожидает тебя в машине. Удачи, Реми.

Отец и сын поцеловались. Раймонда комкала свой платок.

— Ты долетишь без проблем, — добавил он. — По прогнозу сегодня хорошая погода.

Они вместе пересекли вестибюль, вдоль оранжереи дошли до машины. Вобер открыл дверцу, Реми проскользнул внутрь и уселся рядом с Клементиной. У него было такое чувство, что он грезит; ему казалось, будто он движется в облаке. Лимузин вырулил на улицу, и дом остался позади… а вместе с ним и темное окно его комнаты, где он столько лет вел растительное существование. Реми отыскал руку Клементины.

— Ну, ну, малыш, — шептала она.

Но он никак не мог собраться, совладеть со своими чувствами. Это была не его вина. Он слишком долго был один, искусственно отделенный от остального мира… Америка… Нет, его пугала не Америка. Скорее самолет… Он не знал, как он устроен внутри, как нужно себя вести, куда садиться. Раздеваются ли там перед тем, как спать? Другие пассажиры, привыкшие летать в самолетах, наверняка заметят его беспомощность. И, может быть, ему при взлете станет дурно. "Я хотел бы умереть, — подумал он. — Прямо сейчас. Сию же секунду. " Но, испугавшись, что его желание сбудется, он сразу же постарался подумать о чем-то другом. Он дико, безрассудно, как животное, цеплялся за жизнь. Все это было ужасно сложно. Однако, понемногу рука Клементины вернула ему мужество и спокойствие.

— Уверяю тебя, ты приедешь, — пообещал он.

— Ну да.

Машина остановилась перед аэровокзалом, и тоска, как мокрое белье, снова навалилась на Реми.