— Я вас покидаю, — говорит Раймонда.

Реми даже не слышит, как она выходит. Через окно он смотрит, как отец помогает выбраться из машины дяде Роберу. Они о чем-то спорят. Они все время спорят. Дядя, естественно, тащит с собой свой портфель. Не успев выйти из машины, он начинает похлопывать по нему ладонью. Без сомнения, его аргументы были там.

Цифры… Цифры… Он верит только в цифры. Сейчас он усядется за стол и будет приводить в порядок цифры. Он вытащит ручку, записную книжку, отодвинет в сторону тарелки, бутылки, и будет с пеной у рта доказывать, что… Реми поднимается. Черт, нужно отсюда сматываться! Сменить обстановку! Но в конце концов, что может удерживать Раймонду в этих стенах? Ведь ей всего двадцать шесть. Ее примут в любой дом, где нуждаются в опытной сиделке, чтобы ухаживать за больными… Дядин голос теперь доносится из прихожей. Он говорит густым баритоном, слегка при этом задыхаясь. Дядя всегда вынужден был бежать за своим братом, который получал удовольствие в том, что, когда тот находился рядом, специально шел размашисто и быстро. В сущности, эти двое, они не так уж любят друг друга. Реми зажигает сигарету и, чтобы сохранить самообладание, прислоняется спиной к камину. Он пока еще чувствует себя хрупким и уязвимым. Внимание! Они идут.

— Здравствуй, дядя. Как дела?

Нет, он все-таки ужасно комичен со своими овернскими усами и большими бледными, постоянно трясущимися щеками. Он с недоверчивым видом, слегка склонив голову, застывает на месте.

— Глядите! Он ходит.

Реми небрежно делает несколько шагов, коротким движением откидывает прядь волос. Наблюдая за своим отцом, он замечает, что тот побледнел и у него на лице появилось такое же выражение страха, какое было недавно у Клементины.

— Вот это да… великолепно! — говорит дядя. — У тебя все прошло? Не насилуешь себя? Ну-ка, посмотрим, как ты пройдешь до окна.

Он хмурит брови так, словно, старается разгадать, как Реми проделывает этот трюк. Он вытирает платком лысину и строго смотрит на брата.

— Как это ему удалось?

— Пассы… Руками… вдоль ног.

— И ему не делали облучения?

— Нет. Через пять минут он ему просто сказал: "Вы можете ходить. "

— Ладно, — говорит дядя. — Но… как долго это будет действовать?

— Он гарантирует.

— О, гарантирует! Он гарантирует! В конце концов, черт с тобой. Если ты доверяешь таким людям… Какие лекарства он ему прописал?

— Никаких. Только упражнения. Свежий воздух. Я собираюсь его отправить в Мен-Ален. Он мог бы там гулять по парку.

— А ты не боишься, что…

Дядя внезапно останавливается, потом очень быстро, с принужденной веселостью продолжает:

— А впрочем… отличная идея! Может быть, и я схожу к твоему знахарю проконсультироваться по поводу моей астмы.

Он смеется и подмигивает брату.

— К несчастью я сделан из вещества, над которым трудно творить чудеса. У меня нет веры… Он дорого тебе обошелся?

— Он ничего не взял. Заявляет, что у него нет права извлекать выгоду из своего дара.

— Да этот тип просто сумасшедший! — говорит дядя.

И осененный внезапной идеей, он, понизив голос, прибавляет:

— А ты не думал о том, чтобы рассказать ему о?.. А? Кто знает?

— Я тебя прошу, Робер.

— Хорошо. Я не настаиваю… Ладно, дети мои, я вами доволен. Слушай, Этьенн, это надо спрыснуть!

Не ожидая остальных, он проходит в столовую.