Буало-Нарсежак. Дурной возраст
— Спорим — она в синем костюмчике? Восьмой «Г» выстроился в коридоре в ожидании математички. В начале шеренги ребята вели себя спокойно, зато в конце, как обычно, царило глухое возбуждение, затаенное кипение. — Тихо! — крикнул главный надзиратель, который расхаживал взад-вперед перед строем, заложив руки за спину. — Заткнись! — кто-то сказал вполголоса. Некоторые сдавленно фыркнули. Главный глянул на часы. Мадемуазель Шателье опять опаздывала. Жестом он велел ученикам заходить в класс. — Чтобы был порядок! Все по местам! — Он вошел в класс, окинул взором три десятка сорванцов, которые не спускали с него глаз. — Не пора ли достать учебники, тетради?.. С нарочитой медлительностью они повиновались. Кое-кто обменивался понимающими улыбками, когда в коридоре послышались торопливые шаги. Главный вышел навстречу мадемуазель Шателье. — Извините, господин главный надзиратель, в городе пробки… — Да, да. Поторопитесь. Он проводил мадемуазель до кафедры, давая ей время снять пальто, развязать шляпку-тюрбан. Если бы он смел, он бы посоветовал ей одеваться иначе, носить менее облегающее платье. Умела ли она хотя бы класть ногу на ногу, сидя за письменным столом? Надо бы ее многому научить, намекнуть, конечно, чтобы не испугать. И это учительница! Двадцать четыре года, а выглядит моложе учеников. — А теперь слушайте внимательно, — сказал он. — Первый, кто сдвинется с места… первый, кто учинит беспорядок… вы меня поняли? Объясняться будем в моем кабинете, с глазу на глаз. Мгновенный вежливый ропот протеста. — Я вас предупредил, — в заключение сказал главный. Он пожал руку девушке и вышел, не заметив, как из дальних рядов вслед ему взметнулась рука в насмешливом приветствии. Мадемуазель Шателье заняла свое место, не торопясь вытерла очки. Со всех сторон уже поднимался гул, разговаривали громким шепотом. — Вечером тачки придешь смотреть? — прошептал Эрве. — Если смогу. Старик что-то злится. Не знаю, что с ним. Заходи. Часам к семи… — Шайу! Прошу помолчать, — воскликнула мадемуазель Шателье. — Я? — переспросил Люсьен. — А я и так молчу. Он искренне возмутился. Частная беседа в счет не шла. — В гараже сейчас есть одна тачка что надо, — продолжал Эрве. — Я тебя быстро привезу обратно, часам к восьми, к половине девятого. — Что за тачка? — 10423,— сообщил Эрве. — Летит, как ракета, ей-богу! Хозяин — один тип вернется только после уик-энда. Мадемуазель Шателье сухо стукнула по столу линейкой. Удивленные мальчики замолчали. — Письменная контрольная, — не слишком уверенно объявила она. Раздались возмущенные возгласы. — Нет. Не сегодня. Каникулы на носу! Бордье наклонился, сложил ладони в виде раковины и издал «Ме-е-е!» таким замогильным, таким жалостливым, полным отчаяния голосом, что класс грохнул от хохота. — Прошу вас, — сказала мадемуазель Шателье. — Вы слышали, что сказал главный надзиратель… Одно мое слово, и… Они развлекались от души, чувствуя ее бессилие. Она побледнела, как полотно, только на скулах горели два красных пятнышка. В темных глазах вспыхнул лихорадочный гневный огонь. А им нравилось доводить ее до такого состояния. — Диктую, — начала она. Тогда, разумеется, без всяких согласований они избрали путь переговоров, которые в случае некоторого везения могли продолжаться битый час. |
