Когда стемнеет, нам нужно будет перебраться поближе к центру города, ты согласен?
— Да, — ответил Стилчо. Если бы Хаут спросил его, летают ли свиньи, он и в этом случае дал бы утвердительный ответ, сказал бы что угодно, лишь бы Хаут отстал от него, уверившись в своих способностях и удовлетворенный ответами.
— А пока тебе предстоит совершить одно путешествие.
— О боги, нет, нет, Хаут, — вот эта вещь, боги, я вижу ее…
Хаут ударил его, но Стилчо не почувствовал боли, порог Ада для него был куда реальнее, дрожащая там тварь стала яснее, и стоило ей взглянуть в его сторону…
— Когда стемнеет, пойдешь в дом Мории.
Стилчо повело в сторону, и он прислонился к двери, чувствуя, как сильно бьется сердце. Хаут улыбнулся, показав белые зубы.
Воин оставил жеребца прямо у лестницы, чтобы тот был виден из грязных окон.
Поднявшись, Страх взялся за ручку двери, дверь тут же подалась, и ему сразу все стало ясно. Он с силой толкнул ее, дверь ударилась о стену, отскочила и остановилась на полпути назад.
В центре комнаты, держа на уровне груди снаряженный стрелой арбалет, его поджидал Крит.
Выйдя из леса, он оказался на лугу, на залитой солнцем траве. Разнотравье луга звенело жужжанием пчел. Было так тихо, что от ветерка не колыхалась ни единая травинка. А в душе Джанни все сильнее разгорался страх. Луг простирался так далеко, что на горизонте сливался с безоблачным небом. Здесь ему негде укрыться, трава, на которой сейчас не оставалось следов, выдаст каждый его шаг.
Раз уж он был настолько глуп, что позволил Роксане отыскать его, теперь она сможет следить за ним, приняв любой доступный ей облик. Ему не устоять, силы слишком неравны. Однажды уже потерпел поражение, которое тяжелым грузом легло на его гордость, и Джанни был не настолько глуп, чтобы испытать одно и то же дважды. Вот почему он стремительно подался назад, не желая выходить на луг, где в свете яркого солнца могла его ждать Роксана, на место. Джанни вдруг с ужасом отметил, как изменился угол тени, что отбрасывал лес на желтую траву. Это стоявшее в зените солнце начало клониться к западу, а закат ознаменует собой угасание жизни в этом странном месте.
— Роксана! — крикнул он, по лесу прокатилось эхо, а может быть, это ему отозвались небеса. Джанни вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным. Ему и дальше придется идти лесом, чтобы найти такое место, где деревья подступают поближе к сердцу луга, к самому средоточию опасности.
Везде, где он шел, его сопровождало журчание ручейка. Джанни понял, что, как только оно прекратится, это будет конец его путешествия.
Ручей постепенно мелел и нес свои воды все спокойнее.
Страт сделал, как было ведено. Дверь за спиной он оставил открытой, давая себе крохотный, но драгоценный шанс, хотя сам он был настолько переполнен болью, что вряд ли попытался бы бежать. По пути сюда он пребывал в ярости, по ступеням поднимался с решимостью, но сейчас душа его болела, точно уже пронзенная стрелой, хотя в глубине ее еще теплилась надежда.
— Может, опустишь эту чертову штуковину, Крит? Поговорим спокойно.
— Поговорим. — Арбалет в руке Крита не шелохнулся. — Куда она направилась, Страт?
— Откуда мне знать?
Крит глубоко вздохнул, но если арбалет и сдвинулся в сторону, то едва ли больше, чем на толщину пальца.
— Зачем же ты явился сюда?
— Поговорить.
— Как интересно!
— Крит, черт тебя подери, опусти эту штуку. Я пришел сюда, я здесь, в конце концов!
— Стой где стоишь! — Крит сжал арбалет с такой силой, что на руках его проступили жилы. — Не двигайся. Не двигайся, я говорю. |