— Нет, — очередной протест получился слишком неуверенным. Она не сомневалась, просто с каждой секундой все ясней понимала бессмысленность попыток остановить его. Он все равно пойдет.

— Ну чего ты боишься, Душа? — а ее все продолжали гладить по волосам, нежно касаться губами щеки. — Ты ведь сама видела, что все будет хорошо. Помнишь?

Альма еле заметно кивнула.

— Ну вот, умница. Я же обещал завтра к тебе вернуться. Правда?

Еще один кивок.

— Думаешь, смогу не сдержать обещание? Я скоро вернусь, Душа. Письма в гарнизоны отправлены, мятежники не зайдут в дом. А я скоро вернусь. Считай удары сердца, гелии. Ровно сто ударов — и я снова буду рядом. Веришь?

— Ринар, — она так хотела верить. До одури, до исступления, до слез и боли в сжатых кулаках. А сердце предательски ныло. Ныло, будто крича, что отпускать его нельзя. И нить натянулась. Он так близко, а нить натянута.

— Веришь? Просто скажи, что веришь, гелин. Пока веришь, я всегда вернусь.

— Я люблю тебя! — Альма прижалась к губам любимого, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Бегут по ее щекам, а следы остаются уже на его. — Верю! Только вернись ко мне!

А потом он резко отстранился, быстрым шагом направляясь прочь. За ним закрылась дверь, девичье сердце упало в пятки.

Опустившись на пол, Альма закрыла лицо руками, пытаясь выровнять дыхание. Пытаясь не думать о той боли в груди, которая распространялась по всему телу, пытаясь заглушить вой отчаянья в голове. Раз. Два. Три. Он сказал считать удары сердца. Четыре. Пять. Шесть. Сказал, что вернется через сто. Семь. Восемь. Девять. Только спасет ту сумасшедшую. Потому, что не может иначе. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Спасет ту, а потом вернется к ней. Уже навсегда. Навсегда-навсегда. Только к ней. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. И у них все будет именно так, как показал Аргамон. Шестнадцать. Дети. Семнадцать. Счастье. Восемнадцать. Одна жизнь на двоих. Девятнадцать. Одна любовь на двоих. Двадцать. Вечный закат или рассвет. Вечная встреча ее света и его тьмы. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Она давно уже не молилась. Зато теперь вспомнила все заученные на зубок обращения к Всевышнему. Вспомнила, а просить могла лишь об одном — чтоб вернулся. Шестьдесят. Семьдесят. Восемьдесят. Чтоб вернулся через двадцать счетов. Живой, здоровый, в копоти, но пахнущий хвоей. С серыми безразличными глазами, в которых для нее всегда горит огонь. Девяносто. Чтоб улыбнулся, пожурил за слезы, стер их. Вот сейчас. Должен вернуться сейчас. Девяносто девять. Самое время, Ринар. Самое время. Девяносто девять. Ринар… Чертовы девяносто девять.

Аргамон пытался ее удержать. Пытался, но ему не удалось. Его преграды она сметала словно домики из спичек. Смела бы все на своем пути. Смела, потому что уже сто. Уже сто, а Ринар не вернулся.

— Альма! — девушка ринулась вверх по лестнице. Вновь туда, где пылал пожар. Где опасно, где душит дым и пышет жаром. Туда, где он.

* * *

— Ринар! — она пробиралась через поваленные тлеющие балки, не замечая, как от жара плавится подошва сапог.

Кричала не своим голосом, позабыв, что он охрип. С ненавистью смахивала с глаз слезы, которые мешали смотреть по сторонам.

— Гелин, стой! — на увязавшегося следом Аргамона даже не оглядывалась. Сейчас он для нее не существовал. Не существовало ничего. Только ее хриплые крики и тишина в ответ.

— Ринар!!!

Где-то сбоку упала очередная балка, чиркнув по руке.