Он должен был среагировать не так. Должен был на какое-то время застыть, давая себе время осознать сказанное, потом посмотреть на нее с сомнением, недоверчиво, попытаться все же бороться с собой, а потом не смочь… Не смочь, принять ее слова, ответить на них. Ответить, что тоже любит. Должно было быть именно так! В представлении Альмы, должно было быть так и только так.

А он как всегда все испортил. Протяжный стон, и оттолкнувшись от кровати, Ринар снова отходит, запускает пальцы в волосы.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, девочка моя. Ты совсем маленькая…

— Прекратите! — его слова больно резали по ушам. Настолько, что Альма закрылась от этих слов руками, мотнула головой, прикрикнула, пожалуй, слишком громко, на секунду зажмурилась, а потом снова вскинула взгляд на застывшего посреди комнаты мужчину. — Прекратите, слышите? Даже не пытайтесь убедить меня в том, что я не могу вас любить. Я знаю, что чувствую. Знаю. Понимаете?

Он смягчился, снова приблизился, аккуратно взял в свои ладони ее напряженные пальцы, погладил, теперь заглядывая в глаза уже по-другому, нежно, мягко… будто в глаза умалишенной…

— Пройдет несколько месяцев, и ты сама поймешь, как ошибалась. Это не любовь, Альма. Это привязанность. Это благодарность за ту жизнь, которая есть у тебя. Всего лишь благодарность, а еще страх, что скоро эта жизнь может измениться. Это ты зовешь любовью.

— Вы ничего не понимаете, — девушка высвободила руки, прижала их к себе. Когда он смотрит вот так и гладит, гнев уходил, затихал, прятался, будто его слова правдивы. Будто это возможно. Будто она могла перепутать любовь с благодарностью…

— Ты чудесная, Альма. Ты удивительно красива, чуткая, добрая, умная девушка. У тебя впереди еще столько всего. Вся жизнь впереди. Полная, яркая, красочная. И там будет любовь. Поверь мне. Обязательно будет. Ты когда-то встретишь человека, с которым поймешь — то, что происходит сейчас — не стоит и десятой доли счастья, которое ждет впереди. Но я не твоя судьба. Понимаешь?

— Нет, — девушка снова мотнула головой.

А Ринару захотелось взвыть. Какая же она упрямая и как же сложно сейчас убеждать ее в правдивости своих слов: если у самого начинают зудеть кулаки, стоит только представить, что когда-то так и будет… Когда-то она встретит того, с кем будет счастлива. Перед глазами мелькали картинки ночи, мешая мыслить здраво. Он-то думал, что дурман спал, что с приходом утра закончилось его сумасшествие, а в реальности… Красные губы все так же манили, запах сводил с ума, а в горле пересохло, не давая вытолкнуть из себя ни слова.

— Альма…

— Оставьте меня, — она не хотела слушать очередную нотацию о том, как она мала, зелена, неопытна и глупа. А он ничего другого не скажет. Просто не хочет признавать, что она может говорить именно то, что чувствует. Неизвестно почему, но не хочет. — Оставьте, пожалуйста.

Девушка встала, пытаясь не задеть мужчину, оправила платье, измятое за ночь, дождалась, пока взор Ринара снова обратится на нее.

— Если вы боитесь, что я стану трезвонить о нас направо и налево, вы ошибаетесь. Но прошу, даже не пытайтесь переубедить меня в правдивости моих чувств, да и ваших… Вам я тоже небезразлична. Только вы почему-то предпочитаете эти мысли от себя гнать…

— Не о чем трезвонить, Альма, — его голос звучал убийственно спокойно. — Нет никаких нас. Нет и никогда не будет. Это была ошибка. Моя очередная ошибка.

Развернувшись, мужчина направился прочь из комнаты.