В движении его губ, рук не было больше намека на неистовую страсть, словно извиняясь, Ринар топил Альму в невозможной нежности. Нежности касаний, взглядов, слов…
— Прости… — он терзался. Почему-то терзал себя, а вместе с собой и ее. Вот только Альме сложно было заставить себя думать о том, почему? Ей было сложно думать о чем либо, кроме собственного пьяного счастья, которое сейчас так плотно обволакивало. Она плавилась, таяла, трепетала, дрожала, прижимаясь все сильней, ближе, не веря до конца, что это он. Что он нашел ее.
— За что? — высвободившись из плена его губ, девушка запрокинула голову, вглядываясь в небо. Оно крутилось, верхушки деревьев водили хороводы, луна кружилась каруселью вместе со звездами. А он все целовал…
— Это неправильно… Я сумасшедший…
В один миг все мысли вылетели у него из головы. Была лишь она. Больше не та, опеку над которой он когда-то взял на себя, не та, чей поцелуй заставил опешить, не та, которая считалась в его мире совсем еще ребенком. Теперь она стала для него центром этого мира. Единственным действительно нужным его элементом. Ринар не мог понять лишь одного — как он жил до этого? Как жил?
Долгие столетия без нее, до нее, как собирался жить после, отпустив? После…
Воспоминания затопили Ринара безжалостной волной. Он жил до… И после тоже будет жить, потому что у него будет ради кого жить.
— Наэлла, — он снова оторвался от сладких губ девушки.
Оторвался, чтоб больше не приблизиться. Приступ сумасшествия, а это было сумасшествие, сумасшествие по ней, миновал.
Альма стояла перед ним — с широко распахнутыми глазами, тяжело дышащая, еще не понимающая, ничего не понимающая — ни того, что было до этой самой секунды, ни того, почему это вдруг прекратилось. Она не изменилась — все такая же, настолько же желанная, настолько же манящая, но теперь он не смог бы даже притронуться к ней — сам возвел между ними стену, промолвив лишь имя.
— Что? — голос девушки охрип, руки, которые по-прежнему сжимали манжеты его рукавов, дрожали, ноготки впивались в кожу с каждой секундой все сильней.
— Спи, — неуловимое движение в ее сторону, и веки, будто насильно, закрываются, погружая мир во тьму, а разум обволакивает усталостью. Альма не успела возразить, попытаться поставить блок, от которого все равно не было бы толку, не успела сделать ничего, лишь на грани сна и яви почувствовала, как ее подхватывают на руки.
* * *
— Идиот… Какой же идиот… — Ринар ругал себя на чем свет стоит, прохаживая по покоям своей воспитанницы. Он провел ночь тут. Не так, как подумал бы любой, подглядевший за тем, что происходило в лесу, он метался из угла в угол, костеря себя за то, что самолично все испортил. — Идиот! — если Ринар был бы уверен, что физическая боль поможет в облегчении моральных терзаний — давно сунул бы руку в тлеющие угли камина, желая отомстить себе же за то, что чуть не сделал ночью.
Это было наваждение. Теперь он был в этом уверен — не знал его причин, да и знать не хотел, зато не сомневался в другом — это наваждение не должно повториться. Никогда. Ни за что. Просто потому, что это испортит все. Испортит жизнь ей, испортит существование ему. Все.
Остановившись на секунду, Ринар бросил взгляд на кровать — Альма спала. Спала с того самого момента, как он навел на нее чары еще в лесу. Возможно, ей снилось, что они не остановились, возможно, на его месте в ее мыслях находился другой, а может, не снилось ничего, этого Ринар не знал, он просто ждал, когда она проснется. Должен был быть в этот момент здесь и повторить все то, что уже когда-то говорил — это неправильно, невозможно, не нужно ни ей, ни ему. |