И за свое разбитое сердце Деймос тоже винил себя. Не уследил, не уберег. Нужно было вообще оставить Фуара дома.

Имя возлюбленного всплыло довольно неожиданно, а потом пришел и образ. Молодой юноша с открытым, доверчивым лицом. Только глаза выдавали, что он не так уж прост.

Одного этого образа оказалось достаточно, чтобы понять, что эта рана на сердце Деймоса еще сильно кровоточит. И каждое воспоминание чуть освещает мрак души и одновременно затягивает глубже, в отчаянье.

Каково это: понять, что любишь, когда любимого уже нет в живых? Возможно, будь то первая любовь, удалось бы справиться, но это уже второй случай.

Рядом с образом черноволосого юноши возник другой. Тоже, можно сказать, юноша, только волосы светлые, но в его лице было нечто такое, что заставляло подумать о его нечеловеческой природе. Неужели это тот самый, который обратил Деймоса?

Всего два образа, две сердечные привязанности за такую долгую жизнь! Мелькали другие люди, но так быстро, мимолетом. Недолго жили, недолго были, хоть и считались приближенными. Но сам Деймос испытывал лишь легкий интерес. Боевые братья, иногда сестры. Вереница женщин, что смог разглядеть Фаул, не оставила в душе вампира никакого следа. Разве что налет разочарования и горечи от некоторых.

И вот так почти всю тысячелетнюю жизнь. У Фаула даже горло перехватило. Чем дольше он погружался, тем сильнее ощущал эту огромную боль, разочарование и вину. Деймоса ничего не держало в этом мире, скорее он был вампиру в тягость.

Понимая, что продолжать «исследование» дальше может быть попросту опасно, Фаул стал выбираться, но делал это очень аккуратно. Сделаешь резко — и можно не только ухудшить состояние «испытуемого», но и забрать часть его ощущений, как собственные, от чего уже очень сложно избавиться. Поэтому Фаул выпутывался медленно и осмотрительно.

И все равно он настолько «пропитался» этим отчаяньем, что было не по себе, и одновременно сочувствие к Деймосу стало просто огромным. Их «контакт» уже распался, но вампир не спешил убирать руки. Фаул переместил обе ладони на затылок мужчины, и, уткнувшись лбом в лоб, сказал:

— То, что ты испытываешь, вполне можно понять. Но ты не справляешься с чувствами. Позволь мне помочь.

— Как? — Деймос не стремился вырваться, но его голос стал хриплым. Нелегко заново пережить то, что причиняет такую боль.

— Сейчас, чтобы облегчить то, что я же и натворил, вот так.

И Фаул вновь коснулся губами губ мужчины. На этот раз в куда более настойчивом, глубоком поцелуе. Но за таким простым определением скрывалось нечто гораздо большее, значительное.

Деймос впервые столкнулся с талантом клана Морры поглощать эмоции. Это оказалось… неожиданным, но не таким неприятным, как предыдущий этап. Тоска, которая давным-давно давила в груди, чуть отступила. Но и только.

Тем временем поцелуй прекратился. Фаул отстранился, тяжело дыша. Потребуется не меньше дня, чтобы переварить этот небольшой кусочек, что он проглотил сегодня. Благо, вампир давным-давно не был новичком в этом деле, и прекрасно понимал, когда следует остановиться, чтобы не навредить ни «пациенту», ни себе. Даже с такой малости сердца обоих шумно колотились о ребра.

Переведя дыхание, Фаул спросил:

— Как ты?

Прежде чем ответить, Деймос прислушался к себе, и только потом заключил:

— Нормально. Хоть и немного необычно.

— Тебе стало лучше?

— Хм… пожалуй. Как будто ничего сегодня и не было.

Честно говоря, Фаул надеялся на более глубокий эффект, но хоть такой. Чем никакого. Значит, надежда все-таки есть.