|
У него тоже есть крылья, только они свисают, как тряпки. – Фи Фи я сразу узнал, – проговорил Марсель, – как вылитый получился… и даже зубы его, словно у людоеда. Разве, по твоему, у него только пять зубов? А ты Фи Фи еще помнишь? – Помню, потому что он был летчиком и еще из за зубов. По твоему, ему надо сделать тридцать шесть зубов? Только, если они будут такие же большие, как настоящие, места не хватит. – Зато вы с Малышом слишком маленькие… – Мы же дети… А потом, не влезает. – Ты сделал Малыша больше себя, что же это получается? – А разве можно самого себя делать больше? – Раз ты старше, значит, можно… Да, народу целая куча. Хватит. Теперь укажи, какие кто должен делать движения, а потом пойдем дальше. – Натали поворачивает голову направо и налево. Я нарисовал ее в венке, потому что это день ее рождения. Она разводит руками, а потом складывает их… – Не выйдет. Не годится, чтобы руки из рамы вылезали. Оставь руки в покое. – Хорошо, – согласился Кристо, и на лице его промелькнуло недетски горькое выражение. – Ладно, подумаем. Если она все время будет подымать и опускать руки, со стороны покажется, будто она гимнастику делает. Подумаем. Идет? – Хорошо, – повторил Кристо. – Тогда я ей сделаю очень большие руки. Луиджи наклоняется, целует босую ногу Натали, наклоняется и распрямляется, наклоняется и распрямляется. А колесики в голове пусть движутся все время: ведь Луиджи все время думает. Знаешь, я не смог вложить ему в голову протезы, о которых он думает, слишком мало места. Я нарисовал их отдельно, видишь, какие большие. У протезов сгибаются колена и лодыжки. А ты видел когда нибудь босую Натали? Ножки у нее маленькие маленькие, гладкие, знаешь на что похожие? На молочные булочки, так бы и съел. – Не видел я ног Натали. Я людям на ноги не гляжу. Пусть художники глядят. Затем… – Затем… Мы, дети, бьем крыльями, они сейчас маленькие, но еще подрастут… А ты не можешь сделать такой механизм, чтобы мы с Малышом взлетали? Долетим вот досюда, а потом снова опустимся… – Так мы и через три года не кончим… Подумаем. – Фи Фи пусть сидит прямо так. Незачем ему шевелить крыльями, они же тряпичные. Он не будет двигаться. – Дальше. – А ты не можешь сделать так, чтобы он зевал? Ведь правда, хорошо будет? Ну ладно. А вот здесь за Луиджи и Фи Фи Беатриса, моторизованная, на римской колеснице. Пусть у колесницы колеса вертятся. А это ракеты: долетят до Луны и обратно, до Луны и обратно… Просто так, для красоты. С этой стороны над нами с Малышом, но под ракетами, вон там, в углу, люди, они ничего не делают, просто касаются друг друга лбами, а у них под ногами ползает черепаха, наткнется на какую нибудь ногу и поворачивает… А здесь маленькая счетная машина. – Смотри ка, а я и не догадался… Прошлый раз ее вроде не было. – Я ее дорисовал… Пусть она будет, а? Скажи, Марсель! – Подумаем. – А отсюда из машины выходят цифры… Знаешь, как будет красиво! Воцарилось тягостное молчание: Марсель не пожелал высказываться. – А тут, – продолжал Кристо несчастным голосом, – под левой рукой Натали – Миньона, она качает младенца и тянется к Натали… если, конечно, можно это сделать. – Она здорово у тебя получилась… Я ее сразу узнал, хорошенькая. Вот насчет ресниц, так это ты того… преувеличил. – Да ее по ресницам узнают, никто не верит, что у нее ресницы настоящие. |
