Нынешнюю подружку Оливера звали Омоту. Она была черной африканкой с зеленой картой и через пару лет надеялась стать просто афроамериканкой с синим паспортом. В Америку она приехала из страны, название которой Гэри тут же забыл, но был уверен, что если надо, то легко найдет ее: в ХХ веке там так много убивали, что даже над картой должны все время кружиться мухи.
Сейчас Омоту оставляла за собой пенную дорожку в бассейне отеля «Хил-тон», около которого сидели Гэри с Оливером и Тамми.
С моря дул ласковый ветерок, нашептывая не то слова свежей песни Бритни Спирс, не то новости с финансовой биржи, где рухнули доткомы, но неудержимо росли акции компании «Энрон». Остров Кауаи до такой степени напоминал рай, что Гэри уже всерьез беспокоился, какие счета выставляет католикам за посмертную жизнь апостол Петр. Возможно, впрочем, их счета оплачивает католическая церковь — как счета Гэри в кои веки раз оплатил его Сити-колледж.
Гэри прилетел сюда на конференцию по историческим, расовым и гендерным аспектам личной гигиены, а чуть раньше в том же «Хилтоне» проходил конгресс, где Оливер рассказывал о юридических аспектах дотком-экономики: секцию запланировали еще до обвала 10 марта, но не отменять же ее теперь. Оливер задержался на пару дней для того, чтобы повидать однокашника и похвастаться новой телочкой.
Скажите мне, стоит жить в Нью-Йорке и Калифорнии, чтобы встречаться на Гавайях? Логичней было бы где-нибудь посередине — но что там, в середине, хорошего? Сплошной Мид-Вест, и все голосуют за республиканцев!
Итак, они сидели у бассейна, и Тамми со своим едва заметным тоновым акцентом рассуждала об «ошибке 2000».
— Да, точно, сороконожка, — сказала она. — Спасибо, я вечно путаю. Короче, когда я узнала, что это компьютерный баг, то стала представлять такую микросхему с множеством ног, которая выползает из компьютеров раз в тысячу лет, — и Тамми пробежала пальцами по гладкой коже бедра к полусогнутому колену.
Оливер громко рассмеялся.
— Мне кажется, твоя жена куда лучше экспертов представляла, в чем там дело, — сказал он Гэри, — но зато денег они подняли больше.
— Ты думаешь, это был финансовый трюк? — спросил Гэри.
— Финансовый трюк, финансовый жук, — ответил Оливер, — кто ж теперь различит? Но я знал пару компаний в Силиконовой долине, которые хорошо подзаработали на этих… тысячелетних стороконожках.
Он повторил жест Тамми, перебирая крупными пальцами по пластиковому подлокотнику лежака. Гэри съежился: точно дразнит! Помнит про инсектофобию и паука в ланч-боксе!
Впрочем, завтрак с пауком — это еще полбеды. В первую ночь с Тамми в гостиничный номер заползла какая-то многоногая гусеница. Гэри с трудом сдержал вскрик и мужественно потянулся за тапком, но Тамми остановила его руку: живое существо, сказала она, цепь перерождений.
Гэри поморщился: ну да, цепь перерождений, любое живое существо когда-то было моей матерью, даже дочка Макса Рифкина и президент Буш, подумать страшно. Брр.
Гэри никогда не был любителем нью-эйджа: с него хватило и того, что его прадедушка был раввином.
Не порть нашу карму, добавила Тамми, и слово «нашу» искупило все: Гэри впервые подумал, что у нас, быть может, получится больше чем one night stand, и чуть не захлебнулся от счастья. Пока Тамми лежала в его объятьях, утоленная и обессилевшая, он размышлял, как именно судьба собирается взимать свои неотвратимые налоги. Суждено ли ему вскоре ослепнуть? Или стать паралитиком? А может быть, ему придется прочитать полное собрание сочинений Льва Толстого? Какой кошмар предстоит взять на себя Гэри Розенцвейгу, чтобы миры смогли продолжить гармоничный круговорот?
— Ну вот, — сказал Оливер, — все ждали конца света, а всего лишь лопнул доткомовский пузырь. |