– С таким лифтом никакой швейцар не нужен! – объявил на общедомовом собрании начальник. – В другие подъезды тоже поставим. Года через три, – откашлявшись, объявил он, глядя на обозленных жильцов соседних подъездов.

Разглядывая новый лифт, Генрих чувствовал, что внутри него разрастается пустота.

У него отняли его дело. Его творчество. Его ответственность. Три дня он сидел дома и никуда не выходил, разгадывая один за одним десятки кроссвордов, пока в дверь не позвонили.

– Генрих Анатольевич! Вы куда пропали? Отпуск взяли, что ли?! – поинтересовались собравшиеся возле дверей соседи.

– Так а зачем я вам? Лифт же теперь новенький, чистый, работает как часы, – еле слышно пробурчал «лифтовой», почему-то стыдясь смотреть в глаза людям.

– Лифт – новый! А швейцар нам нужен старый! Возвращайтесь! Хотите, мы добьемся для вас официальной зарплаты? – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Вы хотите сказать, что дело не в том, что я за чистотой следил?

– Конечно нет! Вы ведь самое настоящее сердце нашего подъезда! Встречаете нас с утра и по возвращении с работы! Гоняете шпану, слушаете наши жалобы! Вы не просто швейцар, вы наша гордость!

– Да! Да! Да! – поддержали все вокруг.

Генрих расплылся в улыбке и вытер подступившие слезы.

С утра он снова заступил на свой пост, но перед этим проверил почтовый ящик, где уже скопилась новая картинная галерея.

* * *

Жильцы соседних подъездов не стали ждать обещанного три года – следуя примеру Генриха, новые «швейцары» начали появляться в каждом лифте этого дома.

Забор раздора

Не успел Николай Николаевич пробурить первую лунку и вставить в нее столб, как услышал за спиной:

– Никак забор решил возвести?

Обернувшись, он увидел соседа, который, судя по пакетам в руках и пыли на усах, только пришел с автобусной остановки.

– Да вот, решил ограждение новое поставить, – улыбнулся Николай Николаевич и покрутил столбом в земле.

– А старое чем тебе разонравилось? Хороший же заборчик, и перешагивать его удобно, – искренне удивляясь, спросил сосед.

– А зачем тебе его перешагивать?

– Мне так до своего участка удобнее идти, наискосок-то быстрее.

Николай Николаевич глянул на оставленные с утра на грядках следы сорок второго размера и молча принялся утрамбовывать столб щебнем.

– Ну артист! Все бы только отгородиться, – усмехнулся сосед и, перешагнув через старое ограждение, потопал к своему огороду.

Закончив на следующий день со столбами, Николаевич достал из машины сварку и принялся варить поперечные направляющие между ними.

– От кого это вы все прячетесь, Николай Николаевич? Кто вас все украсть пытается? – усмехнулась, выглядывая из своей калитки, тетя Нина, соседка через дорогу.

– Меня – никто, а вот малину мою постоянно кто-то обдирает, – улыбнулся под сварочной маской Николаевич.

– Обдирают, значит. Чай с малиновым вареньем в гостях вы, значит, пить любите. А как, значит, у вас ягодка какая пропадет, так, значит, вас обдирают? – раздраженно проворчала женщина.

– Так ведь я и сам бы малиновое варенье делал, а не в гостях его ел, если бы малина оставалась, – сняв маску, ответил Николаевич.

– Это у вас психологическая травма, – вмешалась в разговор Валерия Валерьевна по прозвищу Доктор Курпатов. (Женщина разбиралась в людях, даже если ее об этом никто не просил.)

Она шла с ведрами к скважине Николая Николаевича, чтобы набрать воды, не желая делать лишние сто шагов до общего колодца.