Николай Николаевич, будучи звездой сегодняшнего вечера, молча сидел в углу до этого самого момента и совсем не сиял.

– Дорогие друзья, соседи. Я не закрываюсь от вас и ничего не хочу вам предъявить. Вы, как и прежде, можете прийти ко мне и постучаться в калитку. Я с радостью помогу вам в ваших просьбах, если таковые имеются.

– Так теперь спрашивать нужно… – пробубнил кто-то громко себе под нос.

– Ага, унижаться…

Через несколько секунд люди начали молча вставать со своих мест и выходить из зала, стараясь не смотреть в глаза Николаевичу.

– Я полагаю, вопрос закрыт? – спросил у спин огородников председатель.

– Ага, – раздалось уже с улицы.

* * *

На следующий день Николаевич закончил ставить забор. Затем он разбил цветник в том месте, где разворачивалась «тойота», разровнял лопатой все следы от ног, отвез косилку в ремонт и врезал хороший замок в новенькую калитку.

Год он жил, наслаждаясь уединением и целым во всех отношениях огородом. Но соседские сплетни и ворчание никуда не исчезли. А потому Николаевич взял да и продал участок, а сам приобрел домик где-то в далекой от всякой цивилизации деревне.

Участок Николаевича купил какой-то мужчина без комплексов. Соседи сразу это поняли, когда тот сломал забор и сдал его в металлолом.

Сначала соседи даже обрадовались такой открытости, но очень быстро до них стало доходить, что не так все просто с новым фермером. Он постоянно ходил по округе голым, прикрываясь лишь фиговым листком, если таковой находился.

Странные личности часто приезжали к этому человеку и гостили неделями. Они жгли костры, рисовали по всему участку непонятные символы и шарахались по округе день и ночь, стуча в калитки и настаивая, чтобы соседи не стеснялись, выходили из своих укрытий попробовать бесплатно новые сорта огородных культур.

Ведь, как известно, нет ничего лучше, чем открытость и социальный контакт.

Охота за сервисом

Яков бо́льшую часть сознательной жизни провел в лесу – прямо как Маугли, только по другую сторону баррикад.

Родители-дипломаты постоянно работали за границей, дома бывали редко, и воспитанием мальчика занимались дед с бабкой. Дед был охотником в пятом поколении, а бабка, бывшая партизанка, – заядлым грибником.

Детство у Якова было сложным. Пока всех остальных детей насильно заставляли идти домой есть суп, Яков сначала этот суп должен был выследить, а затем победить в неравном бою и приготовить на разведенном одной-единственной спичкой костре.

Вместо домашних животных у парня были клещи, вместо друзей – гадюки. Яков каждому из них давал имя и фамилию.

Стрелять парень начал, как только смог удержать ружье в руках, и с тех пор всегда носил его с собой. Дед научил Якова, как при отсутствии патронов выходить против кабана с одним ножом, а бабка – как месяцами держаться на чернике и желудях. От этих уроков Яков быстро стал крупным, на всю голову бесстрашным и видел лучше, чем снайпер через оптику.

Когда парню становилось скучно, он ходил к медведям воровать малину или пугал волков, выпрыгивая на них из кустов. Он рос суровым, скупым на слова и романтику мужчиной, который любым самым красивым розам предпочитал практичные широкие лопухи. Лес был для него вторым домом: Яков знал его как свои три с половиной пальца.

Звери боялись опытного охотника и уважали, иногда сами прыгали в ловушку – из чувства глубокого почтения.

Жизнь была понятна и предсказуема, как еловая шишка, пока однажды лес не обнесли трехметровым забором с колючей проволокой и не объявили частной территорией, которую незаслуженно обозвали экопарком.