Нельзя, однако, сказать, что и для Федерального Следователя знакомство это не имело никакого значения. Всю жизнь он был любопытен к людям. Должно быть, это качество и привело его когда‑то – теперь уже давно – в Академию Спецслужб. К каждому из членов экипажа он старался присмотреться как можно внимательнее. Капитан Даниэльс, например, явно тяготился этим, так не вовремя – перед самым долгожданным шестимесячным отпуском – пришедшимся внеплановым рейсом. Вряд ли его досада была наигранной.

А вот Русти все было нипочем. Именно рейс и был для него – человека, ответственного за вопросы чисто хозяйственные, – временем «дольче фар ниенте», временем самопознания и отдохновения. Если не считать пары‑другой идиотств, что случаются всякий раз – без того и рейс не рейс, – ну, например, потерянных ключей от капитанского сортира, никаких забот ему в полете не предвиделось.

«Хочешь – спи весь день, хочешь – пьесы пиши, – рассказывал он старине Хенки. – Только у кэпа с секондом под ногами не крутись…»

Конечно, в реальности дело обстояло сложнее. В далеком рейсе неприкрытое ничегонеделание доброй половины экипажа не проходит незамеченным для вечно задерганного своими сугубо специфическими проблемами – в каждом полете разными – высшего командного состава и влечет за собой уйму мелочных придирок и изобретение массы головоломных заданий. Бессмысленных и пустых по сути своей. Именно поэтому каждый уважающий себя боцман или другая «шестерка», его замещающая, имеет в подобном полете четко разработанный план ИКД – Имитации Кипучей Деятельности, – долженствующей отвратить внимание руководства от той нирваны, в которой надлежит пребывать их – работников хозяйственной сферы – душам перед тем, как ввергнуться в ад предстартовых и послепосадочных забот по погрузке, разгрузке, регистрации, списанию и текущему ремонту всего того, что подлежало погрузке, разгрузке, регистрации, списанию и текущему ремонту на всякой порядочной космической посудине, преодолевшей положенные ей миллионы миль в скучнейшей пустоте межзвездного вакуума.

Теперь, стоя перед панорамным экраном грузовой диспетчерской, Русти потягивал через пластиковую соломинку солоноватый «Минеракс» – безалкогольный и отвратительный, но бесплатный и полезный – и прикидывал в уме «план полетных мероприятий», который надлежало отправить на капитанский дисплей не позднее двух часов пополудни. Было уже два тридцать.

«Маразм, какой маразм…» – думал он, глядя, как громадный контейнеровоз втягивает на приемную аппарель последнее, что должно было быть погружено на борт «Констеллейшн» и ради чего и должен был состояться этот чрезвычайный рейс: огромный, с дачку средних размеров, без какой‑либо маркировки стальной сундук.

Груз.

– Могли что‑нибудь и написать на чертовом сундуке, – рассказывал потом Русти. – Например: «Все – тут, ребята!» А еще лучше – попросту «Операция «ПЕПЕЛ»… Все равно каждая дрянь на «Транзите‑200» знала, что именно отсюда и именно на «Констеллейшн» отправляют к Нимейе Миссию Спасения…

– Дрянь, может, и знала, – всякий раз соглашался с Русти в этом месте его рассказа старина Хенки, – но для кэпа Даниэльса этот полет был сюрпризом. И неприятным сюрпризом, доложу вам… Он, бедняга, помнится, так и сказал: «укатают меня эти «чрезвычайники»… И как в лужу глядел…

В лужу капитан Даниэльс, вообще говоря, не глядел. Просто, заскочив в последний свой свободный вечер в заведение Хенки (старая дружба связывала знаменитого капитана с не менее знаменитым в Секторе специалистом по недоливу спиртного), кэп обмолвился, что чувствует себя последним дурнем, когда приходится тащить на другой конец Галактики свору уполномоченных, каждый из которых считает себя главным на судне, а капитана использует как простого наемного водилу… Ну и добавил, конечно, что‑то о том, что этак вот и до беды недалеко.