Например, та скотина, что подсунула дураку колонелю проклятую Магнитку. Ба! Действительно, он должен быть в тамбуре контейнера – вместе с остальными заложниками, этот дегенерат, что таскает по карманам такие вот подарочки. Тогда соотношение сил может радикально измениться. Но все равно мимо Брошенной они не проскочат – там как‑никак главный запас топлива и все такое. Да и полетная программа составлена именно в расчете на транзит через Брошенную… Нет – шансы выкрутиться есть. Есть шансы. Военная хитрость – вот что требуется тебе сейчас, Эрни…»
Боров допил текилу, потратил с час на то, чтобы рассовать по надежным тайникам оружие, поколдовал с радиопередатчиком, сунул в наплечную кобуру «томпсон» попаршивее и пошел в стыковочный отсек – сдаваться.
* * *
– Вот так, не имея на руках даже перочинного ножичка, Русти положил на обе лопатки целую уймищу самых серьезных мужиков из всех, которые только брались чистить кораблики в нашем секторе, – не без гордости за своего постоянного клиента завершил Хенки эту драматическую часть своего рассказа. – Ну, конечно, дело не обошлось и без мистера Санди. Русти так и говорит, что без него у них все могло сорваться в любой момент, если бы не геройское его поведение – не Русти, в смысле, а Следователя. Напрасно вы усмехаетесь, мистер Русти этими, как их эпитетами просто так не бросается. Ежели он сказал мне, что Следователь проявил себя геройски, значит, так оно и было. Хотя я понимаю – храбрецом не каждому дано быть – мы люди грешные, иногда и в штаны наложим – взять хотя бы того парня с «Леди Игрек», с фамилией такой мудреной. Ведь как потом он Ржавому рассказывал, чудом тогда гибели избежал – когда ядерный энергоблок рванул. Только и спасло парня, что ножовка острая рядом случайно оказалась да флаер заправленный.
Флаер, как Боров и обещал, был и вправду заправлен.
Честя на всех ему известных диалектах и тупую пилу, которой за шесть – как потом ему казалось – минут до взрыва, обдирая в кровь пальцы, Чикидара еле‑еле успел перепилить перемычку цепи дьявольски прочных наручников, и флаер, с кем‑то переделанной панелью управления, в которой ключ зажигания почему‑то оказался по другую сторону штурвала, и, само собой, лучшего друга детства – проклятого Борова, – Чики за минуту до взрыва поднял машину над землей и с трудом успел набрать хоть какое‑то подобие крейсерской скорости.
А потом позади оглушающе шандарахнуло, и ударная волна догнала и легко, словно сухой лист, взметнула вверх хрупкий летательный аппарат Флаер перевернуло и подбросило так, что Чики чудом удалось выровнять и удержать в воздухе машину, которая на короткое время почувствовала себя стратосферным истребителем и попыталась вести себя соответственно.
И только потом, захлебываясь от сухого, раздирающего грудь кашля, Чикидара понял, что дышит разреженным воздухом планеты, которым, в общем‑то, дышать не следовало бы – присутствие в атмосфере паров аммиака в сочетании с почти полным отсутствием влаги не очень благоприятно действовало на легкие. Да и кислорода в здешней атмосфере было маловато – процентов пятнадцать от силы, если не меньше. Вспомнив, что вот‑вот с угрюмых, залитых фиолетовым, трепещущим сиянием небес посыплется выброшенная в них дьявольским взрывом начинка ядерного энергоблока, Чикидара судорожно задвинул фонарь кабины и как мог затянул рычаги герметизации. Потом потянул за ручку «бардачка», извлек оттуда кислородную маску – разумеется, на размер меньше, чем надо бы, как же иначе – и судорожно сделал глубокий вдох, просто прижимая загубник ко рту.
Жизнь вместе с воздухом постепенно возвращалась в его истерзанное тело, а мозг вроде бы возобновил нормальную мыслительную деятельность. Итак, если верить Эрни – хотя верить этой сволочи теперь, получается, нельзя, – Боров вернется сюда через день‑два. |