Есть и совсем несчастные питерцы, которые не жили напротив детского сада, куда ОН ходил, не занимались борьбой и английским и школу заканчивали где-нибудь под Питером. Но и они нашли, как притянуть себя за уши. Идешь ты с таким питерцем по городу, и он тебе говорит:

– Видишь вон тот подъезд? Там в 1984 году я бухал портвейн с чуваком, у которого была сестра, а у сестры был хахаль. Так вот. Тот хахаль дружил с еще одним чуваком, который учился в школе с парнем, который потом поступил в институт, в одну группу с другим парнем, который в пионерском лагере играл в шахматы с Путиным.

Когда этот же питерец сильно пьян, то середина сего замысловатого спича опускается, и он просто говорит: «Вон в том подъезде я играл с Путиным в шахматы».

Абзац. Фантазеры, точка, СПБ, точка, ру.

– Здорово, – отвечаю я, – чего, на самом деле с Путиным работал?

– Ага. Только недолго. Месяца два, по-моему. Я точно не помню.

– Ты бы поздоровался с ним, что ли.

– Да ладно, он, наверное, и не вспомнит меня, я с ним особо не дружил.

– Но ты-то вспомнил его.

– У меня просто память хорошая. Мама говорит – наследственная.

– Что, у тебя родители в разведке работали? Тоже вместе с Путиным?

– Почему в разведке? – искренне удивляется Вова.

– Ну, типа, у всех разведчиков хорошая память. Ты сказал, что у тебя она наследственная. Дальше продолжать?

– А… Ха-ха-ха, – смеется Вова, – нет. У меня родители в торговле работали. Папа в мебельном, а мама в продуктовом.

– То есть для тебя розничная торговля, как бы сказать, продолжение родительского пути, цеховая наследственность и т. д., да?

– В каком-то смысле. Я как-то и не задумывался об этом. Ха! А ведь ты прав. Надо дома пошутить на этот счет.

– Тебя, наверное, с детства обучали всяким приемчикам. Как лучше с клиентами говорить. Как больше продавать. Такой тренинг на дому, да? – мило смеюсь я. – Передача опыта подрастающему поколению.

Тем временем нам приносят салаты. Володя с жадностью набрасывается на свой, я туплю и сыплю в салат вместо соли много перца. Глядя на Вову, уплетающего за обе щеки, я думаю о том, что, следуя народной мудрости, про него можно сказать: «Наверное, работает хорошо».

– Да учили иногда. Вот папаня недавно рассказывал, как к нему один обэхээсэс молодой ходить повадился.

«Хорошенькое вступление, – отмечаю я. – Как же далеко мы продвинемся в эндшпиле с таким-то дебютом?»

– И чего, посадил?

– Сипун себе на ежик. – Вова отрывается от салата и говорит с набитым ртом, отчего некоторые буквы звучат по-другому.

– Да ладно, Вов, я прикалываюсь. И чего этот молодой?

– Да ничего. Ходил, ходил. Следил за ним. Всякие провокации устраивал. А через год пришел к нему в кабинет, денежку принял, и все стало хорошо. Даже сейчас общаются.

«Ух, как интересно, – думаю я, – через год, значит, денежку взял? Ты-то меня рассчитываешь уломать часа за три. Ну и в баню потом, естественно».

– Интересная жизнь была у людей. Наполненная высокими отношениями, – резюмирую я и, откидываясь на спинку стула, смотрю в окно.

Володя, видимо, просекая, что взял не совсем удачную, а главное, преждевременную параллель, резко меняет тему?

– Ну, как тебе дистрибьюторы наши? – издалека начинает разговор Вова, разливая коньяк.