— Такое распоряжение было бы не совсем благоразумно. Неужели ты вверил бы такую сильную эскадру и в такое критическое время человеку моих мнений?

— Я вверил бы тебе, Блюуатер, свою жизнь и честь с полной уверенностью в их безопасности. Впрочем, надо сперва узнать, какие вести везет нам «Деятельный», потому что если Вервильон действительно идет против нас, я считаю первой обязанностью английского моряка без всяких дальнейших рассуждений разбить француза.

— Если только это удастся, — сухо прибавил Блюуатер, закидывая ногу на спинку старинного кресла.

— Я далек от того, Блюуатер, чтобы воображать, будто мы непременно должны одержать победу над неприятелем… А, к нам идет Маграт, вероятно, чтобы уведомить нас о положении больного.

При входе доктора с «Плантагенета» наши друзья совершенно прекратили прежний разговор.

— Ну что, Маграт, — сказал сэр Джервез, останавливаясь, — какие новости вы принесли нам о сэре Вичерли?

— Он приходит в себя, адмирал Окес, — отвечал флегматик доктор, — но это минутное возвращение сил больного похоже на мерцание солнца, когда оно, величаво закатываясь за отдаленными горами, изредка прорывается сквозь горные тучи.

— О, оставьте вашу поэзию, доктор, и дайте нам ясные понятия о положении больного.

— Как главнокомандующий вы имеете право, адмирал, мне приказывать, и я должен повиноваться. Сэр Вичерли Вичекомб страдает ударом, или апоплексией, как называли его греки. Я не могу похвалить флеботомии, употребленной вами при первом припадке сэра Вичерли.

— Кой черт он хочет сказать этой флеботомией? — воскликнул сэр Джервез, питая отвращение к медицине и не зная даже самых простых названий, относящихся к этой науке.

— Я подразумеваю под этим словом, — отвечал доктор, — что ему пустили кровь: средство, слишком опрометчиво употребленное и достойное порицания. Не думаю, чтоб кто-нибудь осмелился критиковать ваши распоряжения по флоту, сэр Джервез, но во врачебном искусстве — надо бы сказать науке — вы не дальше ушли, чем любой из наших молодых мичманов.

— Скажите, пожалуйста, не спрашивал ли сегодня сэр Вичерли обо мне? — спросил с участием вице-адмирал.

— Как же, сэр, спрашивал; и притом слона его о вас были так тесно связаны с завещанием, которое он намерен сделать, что вы, вероятно, не будете забыты в нем. Он также вспоминал и об адмирале Блюуатере.

— В таком случае, мы не должны терять времени. Слышите, кажется, во двор въехала коляска?

— Ваши чувства, сэр Джервез, — отвечал Маграт, — превосходны, а это, как я всегда говорил, есть одна из причин, почему вы такой великий адмирал. Посмотрите, из кареты выходит человек средних лет, и вокруг него суетятся несколько слуг, точно в такой же ливрее, как и у сэра Вичерли. Без сомнения, это какой-нибудь родственник умирающего, явившийся к завещанию.

— Нет никакого сомнения, что это сэр Реджинальд Вичекомб; нелишне, кажется, будет, Блюуатер, встретить его.

При этих словах контр-адмирал опустил свои ноги со спинки кресла и последовал за выходящим из комнаты сэром Джервезом.

Вижу и приветствую.

С той самой минуты, как Том Вичекомб узнал, что его почтенный дядя послал нарочного за своим полукровным родственником, он испытывал самое сильное беспокойство, которое мы считаем излишним объяснять читателю. Когда сэр Реджинальд въехал во двор старого замка Вичекомб-Холла, он поспешил к нему навстречу.

Сколько я могу судить по гербам, кажется, я имею удовольствие видеть сэра Реджинальда Вичекомба, — сказал он, стараясь придать себе вид хозяина.