– Пробоина? И вы стояли на якоре в этом самом месте?

– Ну да…

– В таком случае вам действительно не повезло. Вы из Оксфорда или из Кембриджа?

– Ну что вы, естественно, из Оксфорда. – Он, кажется, обиделся. – Перед вами геолого‑биологическая экспедиция.

– Да‑да, конечно, – пробормотал я успокаивающим тоном. – Как, по‑вашему, пробоина серьезная?

– Камнем выломало доску. Во всяком случае сами мы с этим не справимся.

– У вас есть запас воды и еды?

– Да.

– А радиопередатчик?

– Лишь приемник.

– Как только погода улучшится, мы пришлем к вам специалистов. До свидания.

Его челюсть отвисла примерно сантиметров на десять.

– Вы покидаете нас?.. Вот так?.. Запросто?

– Мы из спасательной авиаморской службы. Ищем потерпевшее бедствие рыбацкое судно.

– А, «Мэри Роз»… Мы слышали вчера по радио.

– Ваша ситуация, слава Богу, не представляет угрозы для жизни. А теперь прошу прощения, но у нас впереди еще очень большой путь…

Уильямс невозмутимо встретил меня в вертолете.

– Куда теперь?

– Я хочу осмотреть эти четыре островка. Начнем с самого восточного.

* * *

Через три минуты мы уже летели над островком. Пятьдесят гектаров камня и ни клочка травы. Воспетый Шекспиром мрачный Эльсинор по сравнению с этим местом выглядел бы профсоюзным санаторием. И все же даже здесь стоял дом, из трубы которого струился дым. Значит, кто‑то здесь жил. А рядом с домом был оборудован достаточно просторный док. Чем жил владелец этого дома? Даже если у него имелись запасы продовольствия, ему была необходима лодка, чтобы выезжать с острова, поскольку со времен, когда Роберт Фултон сконструировал свой колесный паровой «Клермонт», здесь вряд ли останавливалось хотя бы одно судно регулярных пассажирских или торговых линий.

Уильямс высадил меня в двадцати метрах от дока. Я, ничего не подозревая, начал обходить его, как вдруг мне пришлось задержаться. Всегда приходится ненадолго задержаться, если получаешь сильнейший удар по животу. Наверное, нападавший имел намерение проверить содержимое моего желудка, а из медицинских инструментов под рукой был только лом. Что его заинтересовало в моем желудке – приходилось только гадать, во всяком случае бутербродов Уильямса я не ел.

Через минуту‑другую, переведя дыхание, но еще не получив второй, на этот раз смертельный удар, я уже оказался в состоянии рассмотреть своего обидчика. Он был худ, долговяз и сед. На вид за шестьдесят. Щетина на его лице была, наверное, семидневной, а рубашку он не менял как минимум месяц, так что ее воротник был бы неприлично засален, если бы вообще существовал. В руке он держал, как оказалось, не лом, а ружье. Это была замечательная двустволка двенадцатого калибра, дробящая кости не хуже, а наверняка даже лучше кольта. Ружье имело только два недостатка: во‑первых, у великосветских охотников эта модель вышла из моды несколько сезонов назад, а во‑вторых, левый ствол заглядывал в мой правый глаз таким образом, что мой правый глаз вполне мог заглянуть в левый ствол. Ствол был чист и ухожен.

– Вы кто такой? – гаркнул он, и я подумал, что в его библиотеке нет книг, с такой любовью описывающих гостеприимство шотландских горцев.

– Моя фамилия Джонсон, – зачем‑то соврал я. – Опустите, пожалуйста, оружие. Я…

– Какого черта вам тут надо?

– Вы необычайно вежливы, – заметил я почти без иронии.