Она зарделась, обрадованная тем, что он больше не медлит. Прикрыв глаза, затаив дыхание, скрестив руки на правом колене, она приготовилась принять его предложение вступить в брак.

— Последние дни я был сильно взволнован, — значительным тоном начал он.

Она чуть было не ответила: «Я тоже», но сдержалась, не желая скомкать торжественность минуты.

— Так вот… Как же начать… Я…

— Ну же, говорите.

Она улыбкой подбадривала его. Он заморгал, взволнованный тем, что собирался произнести.

— Это… это касается… вашего покойного супруга.

— Простите, что?

Она напряглась. Он утвердительно затряс головой:

— Мы никогда об этом не говорили.

— Да что же об этом говорить, бог мой!

Она тут же пожалела о своем восклицании. Ловушка! Если она дурно отзывается о своем супруге, то может показаться неблагодарной женой, неспособной на уважение или привязанность. Если же, напротив, она будет вспоминать о нем с чрезмерной любовью, то проявит себя не готовой к началу новых отношений. Значит, ей следует покончить с прошлым, сохранив деликатность.

— Я вышла за него совсем юной. Он был от меня без ума, смешной, щедрый, ни на кого не похожий. Вы спросите: любила ли я его?

— Да, пожалуй…

Она сыграла ва-банк и твердо объявила:

— Да. Я любила его.

Лицо ее воздыхателя утратило напряженное выражение. Уф, она пошла с хорошей карты. Так что она повторила:

— Я любила его. Он был моим первым и последним мужчиной. Единственным. Так или иначе, я всегда буду любить его.

Он поморщился. Она испугалась, решив, что отталкивает его, строя из себя образец добродетели. Поскорей вернуть его.

— Я его так любила, что не замечала его недостатков. Тогда он казался мне блестящим, талантливым, предназначенным для прекрасного будущего. Вы знаете, он сочинял музыку…

Словно подтверждая, что знает, он вздохнул. Она улыбнулась:

— Да, ваша усмешка справедлива: композитор — профессия несерьезная, не та профессия, что возносит до высот. Наше общество совершенно не уважает художников. Особенно тех, кто не добился успеха.

— А зря, — уточнил он.

Она на мгновение умолкла: «Не забывать, что он обожает музыку» — и продолжала, слегка изменив тон своего рассказа:

— Короче, он потерял много времени, работая по заказу, давая уроки, чтобы оплатить жилье. Поначалу я терпела беспорядок, из которого состояла наша жизнь, потому что считала, что так будет не всегда. Но через несколько лет…

Тут ей хотелось закричать: «Через несколько лет я поняла, что он неудачник, что наша жизнь увязла в неурядицах и что она никогда не наладится». Однако, сообразуясь со склонностями своего слушателя, она усмирила кипевшую в ней ярость:

— Я поняла, что он слишком горд, чтобы преуспеть в своей карьере. Без расчетов. Без компромиссов. Он понимал, что в музыке он лучший. Лучше всех. И он утверждал это! Как очевидное. Так нельзя… И разумеется, обескураживая тех, кто хотел бы помочь ему.

Он поднялся со своего места и с облегчением прошелся вокруг стола.

«Получилось! — думала она. — Нарыв лопнул. Он успокаивается. Теперь он наконец сможет признаться».

— Я…

«До чего робок!»

— Я…

— Вы меня боитесь?

Он отрицательно покачал головой. Она шепнула ему на ухо:

— Я вас слушаю.

— Я… Мне… Мне понравилась вещь, которую вы позавчера пели.

Опять о музыке? Скрыв раздражение, она ответила самым любезным тоном:

— Это его.