|
Старушка рассердилась. Одной рукой она обняла кошель, а другой стала отмахиваться от меня зонтиком, как от пчелы. – Как же, поверила! Третий лимон унесли. Знаю я вас! – Как хотите. У вас беспризорные унесли, а я детдомовский. – Вот детдомовские—то и разбойники. Она посмотрела на меня, я – на нее. У нее нос был немного кверху, решительный, и вся она была какая—то добрая и решительная. Может быть, и я ей понравился. Вдруг она перестала отмахиваться и спросила строго: – Ты чей? – Ничей. – А откуда? Московский? Я сразу понял, что если скажу – московский, она меня прогонит. Наверное, она думала, что это московские у нее лимоны украли. – Нет, я из Энска. Факт, она тоже была из Энска. У нее глаза засияли, а лицо стало еще добрее. – Врешь ты, вралькин, – сказала она сердито. – Мне тоже один говорил – не московский. А посмотрела – и нет лимона. Если ты из Энска, где там жил? – На. Песчинке, за Базарной площадью. – И все врешь. Она видела, что я не вру. – Мало ли что Песчинка. Может, еще где—нибудь такая река есть. Я тебя не помню. – Вы, наверное, давно уехали, я еще маленький был. – Нет, не давно, а недавно. Ну, бери кошель за одну ручку, а я за другую. Да не дергай. Мы несли кошель и разговаривали, Я ей рассказывал, как мы с Петькой пошли в Туркестан и застряли в Москве. Она слушала с интересом. – Вот тебе! Умники! Шагать пошли! Шагалы какие! Придумали! На Триумфальной я показал ей нашу школу. – Совсем земляки, – загадочно сказала старушка. Она жила на Второй Тверской—Ямской в маленьком кирпичном доме. Знакомый дом. – Здесь наш заведующий живет, – сказал я. – Может, вы его знаете – Николай Антоныч. – Вот что! – отвечала старушка. – Ну как он? Хороший заведующий? – Что надо! Я не понял, почему она засмеялась. Мы поднялись на второй этаж и остановились перед чистой, обитой клеенкой дверью. На двери была дощечка, на дощечке – затейливо написанная фамилия, которую я не успел прочитать. Шепча что—то, старушка вынула из салопа ключ. Я хотел уйти, она удержала. – Я просто так, бабушка, бесплатно. – Вот бесплатно и посиди. Она вошла почему—то на цыпочках в маленькую переднюю и, не зажигая света, стала снимать салоп. Она сняла салоп, шаль с кистями, безрукавку, еще одну шаль, поменьше, платок и так далее. Потом она открыла зонтик, а потом она пропала. Как раз в эту минуту какая—то девочка отворила дверь из кухни и появилась на пороге. Я уже был готов поверить, что это моя старушка превратилась в девочку, как трансформатор. Но в это время и старушка появилась. Оказалось, что она зашла в шкаф, вешая туда свои шали и безрукавки. – А вот и Катерина Ивановна, – сказала старушка. Катерине Ивановне было лет двенадцать – не больше, чем мне. Но куда там! Хотел бы я так выступать, как она, так гордо закидывать голову, так прямо смотреть в лицо темными живыми глазами, У нее были косички кольцами и такие же кольца на лбу. Она была румяная, но строгая, с таким же решительным, как у бабушки, носом. Вообще она была хорошенькая, но страшно задавалась – это было видно с первого взгляда. – Поздравляю, Катерина Ивановна, – все еще раздеваясь, сказала старушка, – опять лимон утащили. |
