Изменить размер шрифта - +
Их семьи расположились под каждым кустиком у самого корня. Около двухсот таких семейных убежищ, связанных друг с другом, составляют настоящее муравьиное государство. Кое-где, преодолевая нагромождения камней и валы выброшенного на берег тростника, между муравейниками ползают крошки муравьи-связные. В этом глухом уголке пустыни колония живет своей особенной и таинственной жизнью и муравьи-пигмеи даже в тяжелую пору находят для себя пропитание: много ли им надо!

Осторожно переворачивая ножом мусор, я неожиданно замечаю плавно скользящее по камешку крошечное существо с ярко-белым отростком на кончике тела. Эксгаустер помогает поймать незнакомку. В стеклянной ловушке на нее можно взглянуть внимательней. А под лупой я вижу совершенно необыкновенную многоножку, светлую, с черными точечками глаз, небольшими усиками, всю покрытую многочисленными ветвящимися шипами. Яркое белое пятнышко на конце тела — отросток, сложенный из пучков жестких и прилегающих плотно друг к другу волосков.

Никогда в жизни не видал такой забавной многоножки, не встречал ее описания или рисунка в книжках. Находка поднимает настроение, и серая безжизненная пустыня уже не кажется мертвой и неприветливой.

Но как трудно искать загадочную малютку! Сколько кустиков полыни, курчавки, кермека, боялыча отогнуто в сторону, а под ними не видно ни одной. Наконец, какое счастье: одна за другой попадаются еще две. Теперь в стеклянном резервуаре эксгаустера разгуливают не спеша уже три пленницы во всем великолепии многочисленных шипов и отростков.

— Илюша! — говорю я своему помощнику. — Садитесь спиной к ветру и осторожно пересадите многоножек в пробирку со спиртом.

Но Илья что-то не в меру рассеян, поглядывает на небо, на озеро, на пустыню.

— Что стало с солнцем? — спрашивает он. — Мгла какая-то нашла, что ли?

И действительно, как я, увлекшись поисками, сразу не заметил: небо ясное, чуть розовое, солнце клонится к горизонту, будто померкло, не греют его лучи и озеро потемнело у горизонта, стало густо-синим, ржаво-коричневым у берегов.

— Странное творится с солнцем! — твердит Илья. — Пыльная буря поднялась на западе, что ли?

Необычное освещение неожиданно порождает неясное чувство беспокойства. Но надо заниматься поисками, и я, засунув голову под очередной куст, напрягаю зрение, пока не слышу возгласа моего помощника:

— Вот чертовщина! Сдул ветер многоножек!

Случилось то, что я больше всего опасался…

Солнце же еще больше потемнело. Странные тени побежали по земле. Озеро стало зловеще фиолетовым, с белыми, будто снежными барашками. Заснять бы на цветную пленку неожиданную игру цветов простора, но экспонометр показывает очень малую освещенность.

Пустыня, фиолетовое озеро, красные горы, розовые тростники, холодное, будто умирающее солнце — все было необыкновенным. Надо было посмотреть на солнце. Но от беглого взгляда через сильно прищуренные веки в глазах замелькали красные пятна. Через ткань сачка тоже ничего не увидеть. Были бы спички, можно было бы закоптить стекла очков. Но оба мы некурящие.

Чувство тревоги еще больше овладевает нами. А тут еще наша собака села рядом, прижалась, слегка заскулила.

Но надо искать малютку многоножку, и если сейчас ее упустить, быть может, уже никогда не удастся с нею встретиться. Сколько раз так бывало. Ее же, как назло, нет.

Неожиданно я вспомнил о фотопленке, перематываю ее в фотоаппарате в кассету, отрезаю свободный кончик, подношу к глазам и вместо солнца вижу узкий багрово-красный серп. Солнечное затмение! Как мы об этом забыли. Ведь о нем писалось в газетах!..

Серп солнца медленно-медленно утолщается. Светлеет. Поглядывая на небо, на черное озеро, на темную пустыню, мы стараемся не прекращать поиски. Наконец под одним кустиком мы сразу находим пятнадцать крошечных многоножек и, счастливые, бредем к биваку.

Быстрый переход