– Так ты для него старался достать медальон через горничную?

– Для него, разумеется, для него, потому что я знаю, что он все может. Он говорит: «Только торопись, иначе я сам достану!» – и действительно я опоздал... Медальон-то у меня тю-тю!..

– Куда же он девался, по-твоему?

– По-моему, он у графа Феникса, потому что он все может. Он мне сказал: «Торопись, не то упрежу!» – и упредил...

– Вот оно что!

– Да, он мне вдруг задал тоже задачу, ну, на этот раз я все выполнил в точности...

– Какую же задачу?

– Так я тебе и сказал! Ты думаешь, я пьян, так ты все от меня и узнаешь? Как же! Я даже поклялся Фениксу, что никому не скажу, как записку подложил светлейшему, как самого Феникса за гардину спрятал... Никому, брат, я этого не скажу...

– И не говори, а то, пожалуй, станет известно, где и когда это было.

– Разумеется, потому что это было на моем дежурстве в Таврическом дворце. Так мне самому так может влететь, если я болтать буду.

– Ты и не болтай!

– Поэтому и не проси меня рассказывать...

– Я и не прошу.

– Да вообще и разговаривать не стоит. Давай лучше пить!

– Давай! – согласился Цветинский, наполняя стакан Кулугину.

Он узнал от него больше, чем ожидал.

На другой день Кулугин проснулся поздно, с сильной головной болью. Он плохо помнил, что произошло с ним накануне. Что он говорил и что он делал, как ни старался он вспомнить, – бесследно исчезло из его памяти.

«Не наговорил ли я чего-нибудь лишнего?» – испугался он и, поскорее одевшись, отправился к Цветинскому.

Тот давно уже встал, успел проголодаться и ел кислую капусту с горчичным соусом.

– А, милости просим, – приветствовал он Кулугина. – Здорово мы вчера выпили! Капустки не хотите ли? С похмелья освежает.

– А вы тоже были вчера пьяны? – стал спрашивать Кулугин.

– Как стелька.

– Не помните, о чем мы говорили?

– Плохо.

– Я о Таврическом дворце рассказывал что-нибудь?

– О пожаре там, вероятно? Об этом все говорят.

– Нет, не о пожаре; о другом я ничего не рассказывал?

– Нет.

– А об Елагине?

– Тоже, кажется, нет... Впрочем, я не помню... Кто-то мне говорил, что воспитанница Елагина уехала, но, кажется, не вы.

– А о медальоне я вам ничего не говорил?

– О каком медальоне?

– Так, вообще... Так, значит, я ничего не сказал лишнего?

– Если бы даже и сказали, я все равно ничего не запомнил бы: я сам был пьян.

– Ну, я очень рад, – успокоился Кулугин. – а то боялся... Впрочем, нечего об этом говорить...

– Конечно, нечего! – равнодушно согласился Цветинский. – Капустки не хотите ли? А вот вы вспомнили об отъезде воспитанницы Елагина. Вы знаете, всех интересует, куда она делась? Говорят, ее мадам видели у графа Феникса.

– У графа Феникса! – привскочил на месте Кулугин. – Кто вам говорил, что она у Феникса?

– Не помню, кто-то из барынь.

– А не я вчера?

– Наверное нет.

– Благодарю вас!.. Ну, до свидания, мне пора!

– Куда же вы? А капустки с похмелья?

Но Кулугин отказался от капустки и поспешил распрощаться.