ЗдОрово знали.

Но ещё проверь - так ли?..

Да приносил на допросы в подтверждение тамбовские газеты.

Судя по ним - да, большевики победили.

А - что могло стать иначе? Он когда и шёл в восстание - понимал же безнадёжность.

А вот - приказ No 130: арестовывать семьи повстанцев (выразительно прочёл: семьи), имущество их конфисковать, а самих сгонять в концентрационные лагеря, потом ссылать в отдалённые местности.

А вот - приказ No 171, и опять: о каре СЕМЬЯМ.

И - не замнутся перед тем, уж Эктов знал.

И, уверял Либин, от приказов этих - уже большие плоды. Чтобы самим не страдать - крестьяне приходят и указывают, кто скрылся и где.

Очень может и быть. Великий рычаг применили большевики: брать в заложники СЕМЬИ.

Кто - устоит? Кто не любит своих детей больше себя?

- А дальше, - заверял Либин, - начнётся ПОЛНАЯ ЧИСТКА по деревням, всех по одному переберём, никто не скроется.

А кое-кто из крестьян знали же Павла Васильича по прошлым мирным годам, могли и выдать.

Однако сидел Эктов третий месяц, и врал, и плёл, а вот же - не расшифровали?..

Пока Либин как-то, с весёлой улыбкой, даже дружески расположенный к неисправимому демократу-народолюбцу, кстати посадив его под усиленный свет, улыбнулся сочными плотоядными губами:

- Так вот, Павел Васильич, мы прошлый раз не договорили...

И - обвалилось.

Оборвалось.

Уже катясь по круче вниз, последними ногтями цепляясь за кочки надежд: но это ж не значит - и семью? Но, может, Полина с девчуркой поостереглась? сменила место? куда-нибудь уже переехала?..

А Либин, поблескивая чёрными глазами, насладясь растерянностью подследственного, его беспомощным неотрицанием, довернул ему обруч на шее:

- И Полина Михайловна не одобряет вашего упорства. Она теперь знает факты и удивляется, что вы до сих пор не порвали с бандитами.

Несколько минут Эктов сидел на табуретке оглушённый. Мысли плясали в разные стороны, потом стали тормозиться в своём кругообороте - и застывать.

Либин - не спускал глаз. Но и - молчал, не торопил.

Так Полина не могла ни думать, ни говорить.

Но, может, - измучилась до конца?

Но, может, это и повод: дайте увидеться! дайте мне с ней поговорить самому!

Либин: э, нет. Это - надо вам ещё заслужить. Сперва своим раскаянием.

И пошло два-три дня так: Эктов настаивал на встрече. Либин: сперва полное раскаяние.

Но Эктов не мог растоптать, чтО он видел своими глазами и твёрдо знал. И притвориться не мог.

Но и Либин не уступал ни на волос. (Да тем и доказывал, что Полина думает совсем не так! Наверное же не так!)

И тогда Либин прервал поединок - наперехват дыхания: чёрт с вами, не раскаивайтесь! чёрт с вами, оставайтесь в вашем безмозглом народничестве! Но если вы не станете с нами сотрудничать - я вашу Полину отдам мадьярам и ЧОНу на ваших глазах. А девчёнку возьмём в детдом. А вам - пулю в затылок после зрелища, это вы недополучили по нашей ошибке.

Ледяное сжатие в груди. А - что ж тут невозможного для них?

Да подобное и было уже не раз.

Да на таком - они и стоят.

Полина!!.

Ещё день и ещё два дали Эктову ДУМАТЬ.

А можно ли ДУМАТЬ - в застенке угроз, откуда выхода нет? Мысли прокруживаются бессвязно, как впрогрезь.

Пожертвовать женой и Маринкой, переступить через них - разве он мог??

За кого ещё на свете - или за что ещё на свете? - он отвечает больше, чем за них?

Да вся полнота жизни - и были они.

И самому - их сдать? Кто это может?!.

И Полину же ПОТОМ пристрелят. И Маринку не пощадят. ЭТИХ он уже знал.

И - если б он этим спасал крестьян? Но ведь повстанцы - уже проиграли явно. Всё равно проиграли.

Его СОТРУДНИЧЕСТВО - какое уж теперь такое? Что оно может изменить на весах всего проигранного восстания?

Только жертва семьёй - а ничего уже не изменишь.