Миша Матюхин не знал Эго в лицо, но Иван-то Матюхин знал.

- Проверит, - сам не узнавал своего голоса Эктов и что он несёт мужикам такую ложь. Но когда уже пошёл по хлипкому мостику, то и не останавливаться стать. И на Котовского: - А вот начальник их отряда, войсковой старшина Фролов.

(Чтобы не переиграть, Котовский не нацепил на себя казачьих полковницких погонов, хотя это было легко доступно.)

Матюхин потребовал, чтобы Эго поехал с ним на сколько-то вёрст для встречи со старшим братом, удостоверить себя.

Чекистская свита не дрогнула, заминки не вышло, кони под ними боевые и патронов к наганам запас.

Поехали сперва по лесной просеке, потом поперёк поля, под звёздным небом. Мелкой рысью и в темноте никому не удивиться, что под Эго-то кобылка никудышняя рядом с его свитскими.

Трясся в седле Павел Васильевич - и думал ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, и думал отчаянно: вот сейчас открыться Матюхину, себе смерть, но и этих четверых перебьют!

А полтысячи матюхинских - спасётся. А ведь - отборная сила!

Но - и столько уже раз перекладенные: в голове - аргументы, в груди - живое страдание. Нет, не за себя, нисколько. А: ведь отомстят Полине, как и угрозили, если ещё и не малютке-дочке. Чекистов - он и давно понимал, а за эти месяцы на Лубянке, а за эти дни в переезде - и ещё доскональнее.

И - как же обречь своих?.. САМ ты, СВОИМИ руками?..

Да ведь - проиграна вся боевая кампания Антонова. Если посмотреть шире, в большом масштабе - может и всей губернии будет легче от замирения наконец. Ведь вот, отменена уже грабительская продразвёрстка, отныне заменится справедливым продналогом.

Так скорей к замирению - может и лучше? Раны - они постепенно затянутся. Время, время. Жизнь - как-то и наладится, совсем по-новому?

А - изныли мы все, изныли.

Доехали. Новая изба, и свет посветлее.

И Иван Сергеич Матюхин - налитой богатырь с разведенными пшеничными усами, неутомный боец - шагнул навстречу, вознался в Эго, с размаха пожал руку.

Иудина ломота в руке! Кто эти муки оценит, если не испытал?..

А держаться надо - уверенно, ровно, командно.

Прямодушный Матюхин с белым густым чубом, прилегающим набок. Плотные нащеки. Сильное пожатие. Воин до последнего.

Поверил - и как рад: нашего полку прибыло! Ещё тряханём большевиков!

Усмешка силы.

Сговорились: в каком большом селе завтра к вечеру сойдутся обоими отрядами. А послезавтра - выступим.

Был момент! - Эктову блеснуло: нет!! говорю! застреливайте меня, терзайте семью - но этих честных я не могу предать!

Но - в этот миг пересохло в горле, как чем горелым.

Пока проглотнул - а кто-то перебил, своё сказал. Кто-то - ещё. (Чекисты здорово играли роли, и у каждого своя история, почему его раньше не видели в восстании. И выправка у всех - армейская или флотская.)

А решимость - уже и отхлынула. Опала бессильно.

На том и разъехались.

И потом растягивался долгий - долгий - долгий мучительный день при отряде Котовского.

Ненависть к себе.

Мрак от предательства.

С этим мраком - всё равно уже не жить никогда, уже не быть человеком. (А чекисты не спускают глаз за каждым движением его бровей, за каждым моргом век.) Да скорей-то всего: как отгодишься, так и застрелят. (Но тогда не тронут Полину!)

К вечеру - вся кавбригада на конях. И - много ряженых в казаков.

Потянулись строем. При Эго - свита его. Котовский - в кубанской лохматой папахе, из-под неё звериный взгляд.

Котовский? или Катовский, от КАТА? На каторге сидел он - за убийство, и неоднократное. Страшный человек, посмотришь на него - в животе обвисает.

В условленное село отряды въехали в сумерках, с двух разных концов. И - расставлялись по избам. (Только котовцы - невсерьёз, кони оседланы, через два часа бойня.